Официально пребывание женщин в расположении частей было запрещено, но это не мешало некоторым офицерам наведываться в соседние дома. Чем безнадежнее становилось положение Бреслау, тем отчетливее проявлялись в армейской среде признаки разложения.
Эрих Шёнфельдер, офицер, который постоянно пребывал на передовой среди солдат, так описывал сложившуюся в те дни ситуацию: "Ощущение того, что жизнь заканчивалась, заставляло многих попытаться в последние дни или недели взять от нее все. Как правило, утешение находили в женщинах и вине. Форменные оргии стали повсеместным явлением. Количество грабежей покинутых квартир росло день ото дня.
Грабителями становились не только дезертиры, но и гражданские лица. Наутро из вонючих подвалов на построение многие вытаскивались совсем с юными девицами. Это была потерянная молодежь. Но кто мог их осудить?"
Было множество примеров того, что в штабах офицеры едва ли не каждую ночь имели половую связь с "помощницами Вермахта". Один из офицеров вспоминал после войны, что "крепостные подружки" были самым обыденным делом.
Расстрелы дезертиров и грабителей не могли навести порядка в городе. Эти жесткие меры уже никого не пугали. Погибнуть в Бреслау мог каждый и в любую минуту. Человеческая жизнь полностью обесценилась. Поддаться искушению, нежели умереть; нажиться, нежели нуждаться. Город, казалось, был полностью деморализованным. Было множество трагических случаев.
В дневнике одного из очевидцев сохранилась запись: "Сегодня по приговору военного трибунала был расстрелян молодой солдат, обвиненный в грабежах... Как оказалось, он со своим отцом похитил из покинутого дома в южных кварталах два матраса, которые намеревался использовать для своего убежища. А незадолго до этого он был награжден Железным крестом за смелость, проявленную на поле боя".
Были и другие, не менее показательные случаи. В марте 1945 года были расстреляны два фольксштурмиста. Гауляйтер отказал им в помиловании, так как, по его мнению, они были "дезертирами". Это были уже немолодые портной и торговый агент.
Они оставили свои позиции на площади Лессинга, только после того, как их рота была полностью уничтожена. В итоге им пришлось оказаться в одной могиле со своими погибшими в бою сослуживцами.
Среди жителей поползли слухи о ночных оргиях, которые устраивают некоторые офицеры. Впрочем, официальная крепостная газета предпочитала умалчивать об этих позорных явлениях. На ее страницах, как прежде, появлялись бодрые пропагандистские призывы, которые перемежались приказами о расстрелах мародеров и дезертиров.
Она призывала "мужаться и усиливать оборону", в то время как простых людей больше интересовали насущные проблемы: поиск пропавших родственников, попытки обеспечить себя провиантом, стремление укрыться от обстрелов и бомбардировок.
В итоге все официальные призывы уже перестали оказывать какое-либо воздействие на гражданское население, которое предпочитало ориентироваться на сведения, передаваемые иностранными радиостанциями.
Новости передавались из уст в уста шепотом, так как многие опасались быть расстрелянными по обвинению "в распространении пораженческих настроений". Военные сводки Верховного командования сухопутных сил Германии уже никого не могли ввести в заблуждение.
В конце марта 1945 года Пауль Пайкерт записал в своем дневнике: "Решающие события происходят на всех фронтах. Пал Кенигсберг. Данциг взят русскими. С территории Венгрии они приближаются к Вене...
Штирия находится в критическом положении. Все территории к западу от Рейна, от Эммериха до Мангейма, контролируются американцами и англичанами. Быстрыми темпами их танки приближаются к Вюрцбургу и Нюрнбергу... Большая часть территории Рура также в их руках".
Подобные сведения усиливали ощущение безнадежности ситуации Бреслау. Еще теплившиеся в начале марта надежды на то, что город все-таки деблокируют, полностью улетучились к концу месяца. Сложно было скрыть явный недостаток боеприпасов.
Хуго Эртунг записал в те дни: "Солдаты из запасных частей нередко не имеют на вооружении даже пистолета. О винтовках не приходится и говорить".
Приблизительно в то же время Эртунг записал: "В сводках с фронта раненые, видимо, для какой-то глупой конспирации, называются "мулатами", а убитые - "индийцами". Их количество неуклонно растет с каждым днем, а потому сложно установить, какие силы реально удерживают город".
Недовольство населения достигло настолько высокого уровня, что 26 марта неизвестные лица подожгли пивоварню "Хаазе", которая занималась снабжением солдат и офицеров. Затем последовало несколько акций, которые в чем-то напоминали покушение на Гитлера, которое было предпринято 20 июля 1944 года. Были взорваны две штаб-квартиры местных органов НСДАП.
Фридрих Гиригер вспоминал об этих событиях: "Дух населения был окончательно подорван двумя взрывами. 30 марта на воздух взлетели помещения партийных ячеек в Гнайзенау и в Эльбинге. Все было проделано по образцу 20 июля.
В них были подкинуты портфели, начиненные взрывчаткой. Сами покушавшиеся смогли незаметно ускользнуть из этих зданий. Можно только предполагать, что стало причиной для проведения данных акций. Может быть, это была месть за бесцеремонное обращение с женщинами и детьми, которые с постоянным риском для жизни возводили взлетно-посадочную полосу...
Судя по идентичности взрывов, покушавшиеся состояли друг с другом в связи. Все работавшие в партийных штаб-квартирах погибли... Крепостная газета и радио умолчали об этих событиях, хотя слухи о них стали распространяться со скоростью света.
Так мы узнали, что, несмотря на всю бдительность гестапо, в окруженном городе не просто имелись, но активно действовали группы Сопротивления.
Кроме того, у отчаявшегося населения ощущалось некое внутреннее сопротивление. Люди были недовольны диктатом партийных чиновников, а потому данные вылазки не обязательно должны были быть действиями коммунистов.
В тюрьме на Клечкау-штрассе с каждым днем увеличивается количество расстрелянных "за пораженчество". Смерть собрала хороший урожай".
А. Васильченко "Последняя крепость Рейха".
Journal information