Людям, не побывавшим хотя бы близко от фронта, трудно понять, как действует долгое пребывание в боях даже на самых организованных, самых закаленных и опытных бойцов.
Я помню, что делалось после боев в Хуртгенском лесу с молодыми командирами батальонов - кадровыми офицерами, не достигшими и тридцати лет и побывавшими на Средиземноморском фронте.
Командиры батальонов не дерутся на передовой; обычно они командуют своими ротами по телефону, с командных пунктов, укрытых в блиндажах.
Если это хорошие командиры, солдаты ценят их, раскладывают костры, чтобы согреть их, заботятся о том, чтобы у них было сухое место для спанья и вдоволь горячей еды и кофе. Кофе у них крепкий и еда вкусная, потому что сержанты добывают им продовольствие, и лучшие повара готовят на них.
Правда, в период боев командир батальона работает двадцать четыре часа в сутки без выходных дней, но у него есть штаб - помощники, готовое сменить его у телефона или у карты, когда ему вздумается поспать.
Таким образом, он не испытывает физических лишений рядового солдата - не ест холодной пищи, не спит в холодной грязи, - а только психическое напряжение.
И все же, возвращаясь из Хуртгенского леса, молодые командиры батальонов - те, чьих командных пунктов не разрушил заградительный огонь, - были самыми настоящими кандидатами в сумасшедший дом.
Из штаба 12-й армейской группы мы иногда ездили на передний край на розыски знакомых, товарищей по академии. Мы привозили их к себе, устраивали им теплую ванну и накачивали их спиртным.
Мы выпытывали у них, как они себя чувствуют на передовой. Один из них сказал: - Да сначала ничего, а потом солдаты устают так, что если у них на дороге лежит убитый солдат из их же части, им уже лень ногу поднять, так и шагают по его лицу, - не все ли, мол, равно!
Четыре ночи подряд этому командиру батальона пришлось посылать в дозор молодых лейтенантов, только что из Америки, зная, что они будут убиты. Они и были убиты. Он сказал: - Я больше не могу. Пусть делают, что хотят.
Людей не хватает нигде, потому что у Западного вала все прежние расчеты полетели к черту - и подкреплений поступает недостаточно, и утренние сводки из действующих частей говорят, что потери все растут: осталось 85% личного состава, 65%, 58%...
Кое-где недостает стрелков, и там наскоро натаскивают таких солдат, каких по состоянию здоровья вообще не собирались посылать на передний край. Подучат пехотному бою - и посылают.
Когда численность какой-нибудь части падает ниже определенной черты, что-то происходит, от чего ее боеспособность резко снижается. А происходит то, что уже не хватает опытных бойцов, которые могли бы передать свой опыт подкреплениям.
Большая часть потерь в любой части, в любой день почти всегда падает на подкрепления - на новичков, которые не умеют распознать характерный звук 88-мм снаряда и ступают на такие места, где им немедленно отрывает ногу миной.
Если новичок продержится первые двое суток, его шансы уцелеть сильно повышаются. Выше всего они бывают примерно к концу первой недели.
А потом вы, сидя у себя в штабе, знаете так же верно, как статистики страховой конторы, что шансы эти начинают падать - медленно, но неуклонно.
Пока новичок остается под огнем, они падают изо дня в день, и, наконец, он становится тем единственным номером на кругу рулетки, который не вышел ни разу за целый вечер игры. И сам он тоже это знает.
Когда началось наступление, оно было полной и абсолютной неожиданностью и захватило врасплох первую из американских сменяющих дивизии, подошедшую из Шербура, в первую же ее ночь на переднем крае. Целых два полка были смяты и захвачены в плен.
(422-й и 423-й полки с поддерживающими их войсками в 5 км западнее Шенберга. Открыв губительный артиллерийский огонь по скоплению американцев в небольшом лесу, немцы заставили их капитулировать, расчистив тем самым подход к Сент-Виту).
Никогда еще ни одно сражение во Франции не начиналось так благоприятно для той или другой из сторон. Под Сен-Ло пехота едва продвигалась в течение дней и ночей, пока не вышла на торную дорогу.
В Арденнах немцы прошли через нашу главную линию обороны со скоростью тридцати миль в час, не останавливаясь даже для того, чтобы расстреливать захваченных пленных, - это удовольствие они отложили на несколько дней и тогда перебили несколько групп американцев, чтобы избавить себя от труда конвоировать их до места.
У немцев как будто было все - внезапность, быстрота, огневая мощь и высокое моральное состояние. Глядя на карту утром 17 декабря, казалось невозможным остановить их, - они прорвали нашу линию обороны на фронте в пятьдесят миль и хлынули в этот прорыв, как - вода во взорванную плотину. А от них по всем дорогам, ведущим на запад, бежали сломя голову американцы.
Все время наступления я пробыл на основании выступа, то в Люксембурге, где находился штаб, то разъезжая с поручениями. В разгаре боев я вылетал на один день в Лондон, и на обратном пути мы сели в Бельгии. Со мной было полтонны аэрофотоснимков немецких тылов. Я отвозил их обратно, после перепечатки в Англии."
Journal information