Похоже, в тот вечер он принял ее сверх меры, потому что иначе нельзя никак объяснить совершенную им громадную ошибку, ведь он пришел лишь с восемью батальонами, чтобы стать лагерем на небольшом расстоянии от армии численностью в 4 тысяч человек, причем в условиях, крайне неблагоприятных для него самого. И действительно, в двухстах шагах позади линии Кульнева текла река Дрисса. Через нее можно было переправиться, только используя брод, поскольку река была весьма полноводной и в других местах ее крутые берега поднимались на 15—20 футов.
Поэтому у Кульнева лишь один путь к отступлению — брод. Но мог ли он надеяться, что в случае неудачи все его восемь батальонов и четырнадцать орудий достаточно быстро переправятся через этот единственный переход через реку, теснимые значительными силами французской армии, которая в любой момент могла кинуться на них из Белого, расположенного в непосредственной близости от них самих? Нет! Но, похоже, генерал Кульнев был не в состоянии размышлять обо всем этом и разбил свой лагерь на левом берегу этой реки. Поэтому приходится только удивляться тому, что для командования своим авангардом главнокомандующий русскими войсками Витгенштейн выбрал Кульнева, о чьем пристрастии к неумеренному потреблению водки он должен был знать.
В то время как голова колонны русских войск столь вызывающе располагалась на таком малом расстоянии от нас, большое замешательство царило не среди французских войск, а среди их командиров. Маршал Удино был человеком крайне смелым, но его решениям недоставало твердости, и он мгновенно мог переходить от плана атаки к распоряжениям относительно отступления. Потери, которые он только что понес в конце дня по другую сторону большого болота, привели его в состояние величайшей растерянности. Он не знал, что сделать для выполнения приказов императора, предписывающих ему оттеснить Витгенштейна на дорогу к Санкт-Петербургу или, по крайней мере, до Себежа и Невеля. Поэтому ночью маршал очень обрадовался, получив депешу, сообщавшую ему о скором прибытии баварского корпуса под командованием генерала Сен-Сира, которого император ставил под командование Удино.
Но вместо того чтобы дождаться этого мощного подкрепления, занимая хорошую позицию, Удино, по совету артиллерийского генерала Дюлолуа, собрался идти навстречу баварцам, заставив всю свою армию отступить до самого Полоцка! Эта необъяснимая идея нашла очень живое противодействие со стороны генералов, собранных на совет. Отважный генерал Легран объяснил, что, хотя наши утренние успехи и были уравновешены вечерними потерями, армия тем не менее как нельзя более готова выступить против врага. Приказать армии отступать на Полоцк значило бы поколебать ее моральный дух и представить ее баварцам как побежденное войско, ищущее у баварцев спасения. И, наконец, что лишь одна мысль о подобном отступлении должна была возмутить все французские сердца. Горячая речь Леграна была поддержана остальными генералами, поэтому маршал объявил, что отказывается от своего плана отступления.
Оставалось решить один очень важный вопрос: что же мы будем делать, когда рассветет? Генерал Легран, говоривший авторитетно, на что ему давали право большой опыт, замечательная служба и привычка к войне, предложил воспользоваться ошибкой Кульнева, чтобы атаковать русский авангард, столь неосторожно расположенный без всякой поддержки на берегу, занятом нашими войсками, и сбросить противника в Дриссу за его спиной. Это мнение было принято маршалом и всем военным советом. Выполнение плана было поручено генералу Леграну.Лагерь армии Удино располагался в лесу, где росли огромные елки, стоящие на значительном расстоянии друг от друга. За ними находилась обширная поляна. Лесные опушки образовывали дугу, два конца которой подходили к Дриссе. Дрисса была как бы «тетивой лука». Бивуак восьми русских батальонов находился очень близко от реки напротив брода. Батарея из 14 пушек располагалась в середине этой линии. ;
Желая захватить неприятеля врасплох, генерал Удино приказал генералу Альберу направить в обе части леса, выглядевшие "двумя концами лука", по одному пехотному полку. Они, двигаясь по направлению к краям «тетивы лука», должны были зажать вражеский лагерь с флангов, услышав движение кавалерийского полка. Выходя из леса в центре дуги, кавалерийский полк должен был во весь опор броситься на русские батальоны и оттеснить их к обрыву. Как видно, задача, порученная кавалерии, была наиболее опасной, потому что кавалерии не только следовало атаковать с фронта вражескую линию, имевшую б тысяч ружей, но и предстояло, еще до соприкосновения с противником, испытать на себе огонь 14 орудий. Правда, действуя внезапно, можно было надеяться найти русских спящими и испытать с их стороны лишь небольшое сопротивление.
Вы только что видели, как мой полк, приняв караул утром 31 июля в Клястицах, оставался в карауле весь день. Следовательно, в соответствии с установленным порядком, 24-му полку предстояло сменить нас 1 августа в час ночи. Поэтому идти в атаку приказали этому полку, а мой должен был оставаться в резерве, потому что на свободном пространстве между лесом и речкой место оставалось только для одного кавалерийского полка. Полковник А*** направился к Удино и заметил ему, что следует опасаться, как бы во время наших приготовлений к атаке на части Витгенштейна, расположенные прямо перед нами, Витгенштейн не направил на наш правый фланг большую колонну, которая пересечет Дриссу, воспользовавшись бродом, существующим, по всей вероятности, в 3 лье выше по течению от того места, где мы находились. Тогда Витгенштейн сможет проникнуть в наши тылы, захватить наших раненых и повозки. Поэтому следовало бы послать кавалерийский полк наблюдать за бродом, о котором он говорил. Маршал согласился с этой идеей, и полковник А***, чей полк только что заступил в караул, приказал своим солдатам быстренько сесть на лошадей и отправиться вслед за командиром на задание, какое он сам предложил, оставив тем самым 23-й полк рисковать в бою, что вот-вот должен был начаться. Мой смелый полк спокойно получил известие о порученном ему опасном задании и с удовольствием наблюдал, как маршал Удино и генерал Легран двигаются вдоль фронта нашего полка, руководя подготовкой к важной атаке, которую мы должны были предпринять в ближайшее время.
Мой смелый полк спокойно получил известие о порученном ему опасном задании и с удовольствием наблюдал, как маршал Удино и генерал Легран двигаются вдоль фронта нашего полка, руководя подготовкой к важной атаке, которую мы должны были предпринять в ближайшее время. сделать, и предупредил, что для того, чтобы наилучшим образом захватить противника врасплох, я не буду отдавать никаких предварительных приказаний и ограничусь лишь приказом «В атаку!», когда наша линия окажется на незначительном расстоянии от вражеской артиллерии. Мы обо всем хорошо договорились, и в первых лучах зари полк в абсолютной тишине вышел с бивуака. Он достаточно легко прошел через лес, чьи большие деревья росли на большом расстоянии друг от друга, затем мы вышли на опушку, в конце которой располагался русский лагерь. У меня одного из всего полка не было в руках сабли, потому что моя правая рука, остававшаяся свободной, использовалась для того, чтобы держать поводья коня. Вы, конечно, понимаете, насколько кавалерийскому офицеру трудно в подобном положении бросаться в атаку на противника. Но я очень хотел быть вместе с моим полком и встал впереди элитной роты. Позади меня находился бесстрашный капитан этой роты г-н Курто, один из ее лучших офицеров. Его я ценил больше всех.
В лагере русских, к которому мы бесшумно приближались медленным шагом, все было абсолютно спокойно, и у меня было тем больше надежды захватить их врасплох, что генерал Кульнев не велел переходить через брод никому из своих кавалерийских отрядов. Мы не заметили ни одного поста и при слабом свете костров увидели лишь несколько одиночных пехотных часовых, расположенных так близко от лагеря, что от того момента, как они предупредят своих, до того, как мы внезапно появимся в лагере, русские вряд ли смогут подготовиться к защите. Но вдруг два бдительных казака, которые, будучи людьми подозрительными и любителями побродить по окрестностям, появились на лошадях в тридцати шагах от моей линии, посмотрели на нее минуту, затем бросились к лагерю, где они, как нам было совершенно ясно, собирались поднять тревогу и сообщить о нашем приближении! Это обстоятельство было для меня крайне неприятным, потому что без этого мы наверняка добрались бы до русских, не потеряв ни единого человека. Однако, поскольку мы были обнаружены и продолжали приближаться к тому месту, откуда я собирался увеличить скорость наших лошадей, я пустил свою лошадь в галоп. Весь полк последовал моему примеру, и вскоре я отдал приказ: "В атаку!"
По этому сигналу все мои бесстрашные кавалеристы вместе со мной быстро помчались по направлению к лагерю, куда мы влетели, подобно молниям! Но два казака уже подняли там тревогу! Канониры, спавшие возле пушек, схватили фитили, и 14 стволов одновременно выплюнули на мой полк свои заряды! На месте было убито 37 человек, из них 19 входили в элитную роту. Среди павших был бравый капитан Курто, а также лейтенант Лалуэтт! Пытаясь перезарядить орудия, русские артиллеристы были изрублены нашими всадниками! У нас было мало раненых, потому что почти все раны оказались смертельными. Под нами убили около сорока лошадей. Моя лошадь оказалась искалечена картечью, но тем не менее смогла довезти меня до лагеря, где внезапно разбуженные русские пехотинцы уже бежали за ружьями. В соответствии с моими инструкциями наши кавалеристы с самого начала бросились между неприятельскими солдатами и их составленными "в козлы" ружьями. Конные егеря безжалостно рубили противника, и лишь немногие из вражеских солдат смогли овладеть своим оружием и выстрелить в нас. Тем более что при звуках артиллерийской пальбы два пехотных полка генерала Альбера вышли из леса и бросились в оба конца лагеря, где в штыковой атаке убили всех, кто пытался защищаться. В панике и беспорядке русские не смогли сопротивляться этой тройной атаке. Большая часть из тех русских, кто прибыл в лагерь ночью и не сумел разглядеть высоких берегов реки, захотели спастись, бросившись в этом направлении. Они попадали с высоты 15—20 футов на скалы и почти все разбились. Здесь погибло очень много неприятельских солдат! Полусонный генерал Кульнев присоединился к группе в 2 тысячи человек, из которых ружья имело не больше трети. Машинально следуя за этой беспорядочной людской массой, генерал вышел к броду. Но, войдя в неприятельский лагерь, я сразу же приказал занять это важное место 500—600 нашим кавалеристам, в состав которых входила элитная рота, разозленная смертью своего капитана. Все они яростно бросились на русских и убили очень многих из них! Генерал Кульнев, пьяный и раскачивавшийся в седле, был атакован вахмистром Лежандром, вонзившим ему в грудь саблю, затем он сбросил Кульнева с лошади к своим ногам. " - барон де Марбо.
ГЕНЕРАЛ КУЛЬНЕВ
Journal information