- Вы были среди тех, кто высадился в Нормандии, 6 июня 1944 года, в тот самый день "D"?
- Еще раньше, за день до этого, - 5 июня. Мы, воздушный десант, высаживались за несколько часов до главных сил: 13400 американских и 7000 британских парашютистов.
Мы прыгали ночью, и мне повезло, что я находился на борту одного из головных самолетов. Едва немцы опомнились, они открыли зенитный огонь, и несколько машин, следовавших за нами, погибли в воздухе со всеми людьми.
Когда я открыл свой парашют, то увидел, что опускаюсь прямо в расположение немцев: подо мной горел дом, который они подожгли специально, чтобы осветить окрестности, и при свете пожара стреляли по нашим...
- Как же так получилось, что, десантировавшись в Нормандии, вы "приземлились" в России?
- Вообще-то я приземлился сначала на крышу церкви во французской деревушке Ком Дю Монт. Это было самое высокое здание в тех местах. Как оказалось, я покинул самолет на несколько секунд раньше, но этого было достаточно, чтобы оказаться далеко от цели нашего подразделения - мостов через реку.
Мы должны были удержать их для дальнейшего продвижения наших частей, которые высаживались с моря и атаковали немцев в лоб, чтобы потом двигаться в глубь побережья...
Лишь много лет спустя Джозеф Байерли узнал, что его товарищи по оружию из 101-й воздушно-десантной дивизии захватили те мосты и держали их больше двух суток. Самого Байерли сочли погибшим. С тех пор как он опустился на крышу церкви в Ком Дю Монт, у него была своя война, которая привела его в конечном счете в танковый полк Советской Армии.
"Я спустился с церкви и почти 20 часов пытался пробраться к этим мостам, - вспоминает бывший .десантник. - Несколько раз натыкался на немцев. При первой такой встрече я услышал их раньше, чем они меня, и, бросив пару гранат, скрылся во тьму.
Второй раз мне не повезло. Я решил перебраться через живую изгородь - выше человеческого роста, такую плотную, что за ней ничего не разглядеть. Когда я спрыгнул по ту сторону, то угодил прямо на позицию немецкого пулеметного расчета. Так я попал в плен.
- Без единого выстрела?, - спрашиваю я ветерана
Байерли смотрит на меня снисходительно. И мне становится неловко. Наше поколение воспитывалось на фильмах о войне, где герои сражаются до последнего патрона. А Джозеф Байерли - сам часть той войны. И то, что с ним было, - это не фильм.
Он улыбается: "Не вы первый задаете этот вопрос. Почему я сдался? Когда я спрыгнул с этой чертовой изгороди, у меня в руках был автомат Томпсона. Но мне в грудь смотрели шесть "шмайсеров" и дуло тяжелого пулемета. Что бы вы сделали на моем месте?.."
В феврале 1945 года в американское посольство в Москве явился человек, который назвал себя Джозефом Р. Байерли, сержантом 101-й воздушно-десантной дивизии.
"Сначала мне отвели комнату, накормили, дали возможность принять душ, а потом сказали: "Извините, мы проверили, но Джозеф Байерли погиб при высадке в Нормандии".
Меня тут же перевели из посольства в гостиницу под надзором морского пехотинца, с которым мы подрались, поскольку я рвался доказать, что я - это я.
Я твердил, что за меня мог бы поручиться сам маршал Жуков, ведь это благодаря ему я оказался в Москве. Но рекомендательное письмо Жукова у меня забрал советский майор, который проводил меня до посольских ворот. Наконец я убедил отправить в Штаты мои отпечатки пальцев. Это сработало".
- Письмо Жукова?.. Вы встречались с прославленным маршалом?
- Вот как сейчас - с вами. Только я лежал на больничной койке в санбате. Наша танковая часть попала под бомбежку. Меня крепко зацепило, и я угодил в госпиталь. Однажды в палатах возникла необычная суматоха, появилось все госпитальное начальство и несколько военных, один из которых был явно очень высокий чин.
Главврач ему говорит: "Вот, товарищ маршал, - это американский солдат, который добровольцем сражался в нашем танковом полку".
Это и был легендарный Жуков. Его переводчик, кстати, говорил на чистом, "оксфордском" английском. Маршал очень заинтересовался моей историей и попросил рассказать о моих приключениях.
- Я бы тоже с интересом послушал о них... Что было потом, когда вы угодили в плен?
- Лагеря. И несколько побегов. Мне крупно повезло: меня взяли в плен немецкие парашютисты и не пристрелили только потому, что я тоже был десантник, но зато обобрали дочиста. Так я стал POW - "prisoner of war", а попросту - военнопленным.
- Ваших воспоминаний - на целую книгу. Но ведь были, наверное, наиболее яркие моменты...
- Множество. Большей частью - трагичные. Но не только. Помню первый допрос. Меня привели в какой-то дом, где были люди из немецкой разведки. Я сказал, что я простой солдат.
Мне присвоили номер XIIA 80213. Первые цифры обозначают лагерь - он назывался Stalag XIIA и размещался в Германии под Лимбургом. Там меня "зарегистрировали".
Но в итоге моих лагерных скитаний, во время которых, еще во Франции, я пытался совершить первый побег, когда наша колонна угодила под бомбежку, я попал в лагерь Stalag III С под Крустином, уже в Польше. Оттуда я бежал дважды, и второй раз - удачно.
В Stalag III С нас, американцев, было 1500 человек. Кроме нас около 10000 русских, среди которых я, к своему удивлению, увидел немало женщин - не менее 200-300.
Мы знали, что русская армия близко, и понимали, что это наш шанс. У нас была своя подпольная организация, я сам числился в "комитете по побегам" и планировал их. Но первый раз бежать помог счастливый случай. Мне сказочно повезло: я выиграл в кости 60 пачек сигарет. Это была неслыханная удача - немцы и те страдали от недостатка курева.
На мой выигрыш мы подкупили охранника, который в безлунную ночь сделал вид, что не слышит, как мы режем проволоку ограждения. Мы бежали небольшой группой и сели в товарный поезд, идущий, как мы думали, в Польшу. На самом деле он шел в Германию, где мы угодили прямиком в руки гестапо...
Нас несколько дней страшно избивали, чего не случалось в лагере. На наше счастье, вермахт ревниво относился к своей "собственности". Пятеро немецких офицеров вскоре прибыли, чтобы забрать нас.
Я слышал, как гестаповцы и армейские чины дико ругались между собой: кому из них мы принадлежим. Гестаповцы в конце концов уступили, и я вновь попал в "родной" Stalag III.
Джозеф Баерли:
Там был один старый охранник, Шульц, ветеран Первой мировой. Когда он увидел, что нас везут обратно, он сказал: "Вы не в своем уме, парни, - зачем бежать, рисковать жизнью, когда скоро войне конец?!" И он красноречиво кивнул на Восток, откуда уже слышен был грохот артиллерийской стрельбы.
- Но вы все же вырвались, добрались до наших?..
- Был январь 1945-го. Мы разработали новый план. Бежать должны были трое. Один прикинулся больным, и мы сказали охране, что его надо отправить в лазарет, который находился за основной территорией. Нам открыли ворота, а когда мы потащили носилки, другие пленные затеяли шумную драку, отвлекая внимание немцев.
Мы этим воспользовались, и нас засекли, когда мы уже были довольно далеко. Раздалась пальба вслед, и оба моих товарища попали под пули. Я один добрался до леса.
Я шел на восток три дня. На четвертые сутки спрятался в сарае, на каком-то одиноком хуторе. В эту ночь стрельба шла, казалось, со всех сторон. Под утро стало тише, и, выйдя из своего убежища, я увидел, что на хуторском дворе полно русских солдат и стоят танки с красными звездами на башнях. По-русски я знал только два слова: "американски товарищ". Но и этого было достаточно.
- Почему вас сразу не отправили в тыл?
- Я сам попросился, чтобы меня взяли в полк. Мы были на передовой, шанс добраться до ближайшего консульства США был ничтожный - таковых просто не было, - и я думал, что кратчайший путь домой - с русскими, через Берлин.
Из-за меня возник спор - между командиром батальона и комиссаром. Майор хотел оставить меня, а комиссар кричал, что мне нечего делать в полку.
Воевал Джозеф Байерли всего месяц, и все это время его танковый батальон находился в непрерывных боях, пока не угодил под бомбежку " юнкерсов".
- Ну а дальнейшее вы знаете, - улыбается Байерли. - Конец истории получился, как в кино: хеппи-энд. На следующий день, когда Жуков побывал в нашем госпитале, от него явился офицер с письмом на бланке, украшенном пятиконечными звездами и подписью самого маршала.
Я спросил: "Что там?". Офицер рассердился: "Не будь дураком, подписывай!" Это письмо было как волшебная палочка: оно открывало мне любой КП, меня сажали в любой грузовик, шедший на фронт или с фронта.
Я направился было в Варшаву, где, как мне сказали, уже есть наше посольство. Но увидел полностью разрушенный город. Тогда я пристроился на санитарный поезд, идущий в Москву.
И вот я в Москве 1945 года. Иду по городу, выстоявшему и победившему в жестокой войне. Еду на знаменитом московском метро к гостинице "Националь", где тогда размещалось американское посольство. Я, можно сказать, почти дома..."
Александр Морозов. "Московский Комсомолец" от 07.06.2004
Journal information