Первая мировая война не была "приключением" или "пикником", как думали первые добровольцы, и не стала "кровопусканием" или "крестовым походом", как провозгласила общественность. Она оказалась величайшей трагедией начала XX века.
Выйдя победителями из этого конфликта, англичане без устали повторяли: "никогда больше" и из всех сил старались следовать этому принципу, политическим воплощением, которого во многом стала политика умиротворения 1930-х гг.
За морально-нравственное самочувствие солдат традиционно отвечают идеалы и религия. В Первую мировую войну они не справились с возложенной на них задачей: первые подменило равнодушие и ожидание конца войны, второе - мистика и суеверия.
Вера в Бога, а вернее в его представителей на земле, была сильно подорвана поведением англиканских священнослужителей. Статус не предполагал уважения автоматически, его необходимо было заслужить, а на это оказались способны не многие капелланы.
На эмоциональном уровне защитную функцию исполняют солдатский юмор и фатализм. Первый становился все более черным, по мере того, как солдаты становились все более циничными. Отчаянно высмеивались как самые страшные, так и наиболее позитивные аспекты жизни.
Солдаты умели радоваться малому, пародировать страшное и иронизировать над святым. Фатализм также характеризует специфическое отношение к существованию в военных условиях, но он скорее отражает восприятие не настоящего, а будущего.
Проведя какое-то время на линии фронта воины переставали гадать, какая именно из "решающих" битв станет последней, постепенно переставая воспринимать войну как антропогенный фактор: все события, даже самые незначительные, приписывались судьбе.
Когда "щит", построенный на трехуровневой защите; давал трещину, наступал своеобразный "иммунодефицит" - человек больше не мог противостоять ужасам войны. Так появлялся "снарядный шок".
Он проявлялся или в форме внезапного приступа (истерия), или как результат длительного нервного перенапряжения (неврастения). Военный невроз стал одним из многих "открытий" Первой мировой войны.
Позднее он получит признание, как медиков, так и армейских властей, но в то время он считался признаком слабости, причем у всех действующих лиц, включая обладателей этого диагноза.
Вот письмо майора Генри Гранвиля, который рассказывает об одном из боев при Ипре: "Внезапно мужчина, который лежал рядом со мной повернул голову. И я увидел его лицо - от глаз до подбородка. И был потрясен. Лица не было. Парень сделал вид, что стонал от шума, и вопросительно посмотрел на меня с выражением "Что-то случилось?".
На этом упоминание о случае заканчивается, но мы знаем, что после нескольких попыток остановить кровотечение и уменьшить боль при помощи морфина, Гранвилю пришлось убить его "напарника по окопу" - тот мучился в смертельной агонии.
В конце своего письма майор размышляет "Мы просто пешки" и намекает на продолжение истории с убитым: "То, что я написал - эскиз. Чтобы рассказать все, потребуется неделя слёз".
Сам Британский экспедиционный корпус не был однородной структурой. Он менялся с течением времени и военных действий. Можно проследить четыре стадии в формировании Британской армии, каждая из "волн", ее составляющих, отличалась собственной системой ценностей и отношением к войне.
Регулярные войска воспринимали войну, как работу, территориальные - как к возможности доказать, что они не хуже регулярных. И те, и те были брошены в жернова войны в 1914 - 1915 г. и полегли на полях сражений почти в полном составе.
Им на смену пришла Новая армия: сначала во Францию отправились добровольцы, а за ними поехали призывники. И те, и те отличались гражданской моралью, часто значительно более высоким образованием и сформировавшимися жизненными установками.
Они относились к войне сначала как к "приключению", потому как к долгу, а затем - как к року, чему-то неизбежному, развивающемуся по своим законам и не зависящему от воли и поступков людей.
Британскую армию традиционно вели в бой не просто офицеры, а джентльмены, которые должны были быть примером для подражания для своих подчиненных.
В 1914-1918 гг. высшие армейский чины не смогли стать таковыми, поскольку в большинстве случаев оказались далеки от солдат как географически, так и эмоционально.
Статичная Первая мировая война не дала командующим мобильного Экспедиционного корпуса проявить свой профессионализм - как и штабы всех стран-участниц, они не были готовы к позиционному конфликту.
Поэтому настоящим примером и источником мужества стали менее обученные временные офицеры - "гражданские" офицеры для "гражданской" армии. Они разделяли с солдатами не только тяготы военной жизни, но во многом и их отношение к войне.
Еще одним способом повысить шансы на выживание и приспособиться к войне стало изменение отношения к противнику. Сначала его ненавидели, потому что именно этому учила пропаганда.
Война показало, что не все так категорично, и разбавила черно-белую палитру восприятия серыми тонами (это был основной "цвет" Западного фронта).
Отношение к врагу, как и к войне в целом, отличалось контрастностью: от ненависти до жалости и уважения, но оно базировалось на личном опыте, теряя черты стереотипного. Появилась система "живи и давай жить": взаимовыгодные перемирия на фронте.
Война затронула не только прямых участников, но все общество в целом. Она меняла не только фронт, но и тыл, к сожалению, в разных направлениях.
Бывшие и нынешние гражданские не могли и не хотели понять друг друга, что вызывало отчуждение, постепенно воздвигавшее барьер между ними.
Война была основной темой для разговоров во время отпуска, только говорили, они о разной войне: солдаты опасались упоминать о настоящей, ими увиденной, а гражданские обожали рассуждать о вымышленной, созданной прессой.
Первых раздражала одержимость мирного населения, а последние не осознавали всю тяжесть конфликта, зачастую замыкаясь на собственных проблемах.
С течением времени менялось отношение солдат и к самой войне. На нее шли, чтобы постоять за Правое Дело, чувство причастности к чему-то великому вызывало восторг.
Триумф сменялся сомнением и разочарованием (Сомма), а затем отчаянием и равнодушием (Ипр). Сражались потому, что так было надо, потому что на фронте оставались друзья.
При этом солдаты и помыслить не могли о поражении, компромиссном мире. Они готовы были терпеть лишения, лишь бы их усилия не оказались напрасными. Они научились относиться к войне, как к повседневной реальности, которую они не в силах изменить.

Journal information