Я выразил неудовольствие, что он видел меня, едущего верхом на коне, и не уступил дорогу командиру. Причем мои выражения были довольно нелестные. Он ничуть не возмутился и спокойно ответил: "Тов. командир не хрен, а генерал-майор Гречко".
Вы представляете мое дурацкое положение. Я что-то начал лепетать про дивизион. Генерал вывел сам меня из затруднительного положения, показал, где находится штаб и командующий артиллерией дивизии, и там можно уточнить все вопросы на счет артдивизиона.
Меня направили в штаб Уральского военного округа на должность начальника штаба отдельного артиллерийского полка 17 истребительной бригады, которая формировалась в поселке Абдулино, Башкирской АССР.
До 7 июня бригада находилась в стадии формирования. Личным составом полк комплектовался хорошо подготовленным и безупречным в материальном отношении. Материальную часть получили неоднородную. Несколько орудий было получено 45мм, остальные – 75мм.
Разговор шел, что 45мм пушки должны заменить в Москве. К указанному сроку полк и в целом бригада личным составом, материальной частью и вооружением были укомплектованы полностью. Тягачи и автотранспорт обещали укомплектовать в Москве.
Личный состав полка в период нахождения в Москве усиленно занимался боевой подготовкой. Я же сам участвовал в финской войне и с первого дня в Великой Отечественной войне уже имел кое-какой опыт ведения боевых действий.
Очевидно, на фронте обстановка складывалась очень неблагоприятная. Нас ночью подняли по тревоге и приказали срочно двигаться на погрузку. Тягачами и автотранспортом нас так и не укомплектовали. Разгрузили нас на станции Сватово. Фронт оказался довольно близко, и нам отсиживаться в ожидании транспорта и тягачей долго не пришлось.
Долгожданные тягачи и транспорт с очередным эшелоном мы так и не получили, а боевую задачу - занять оборону недалеко от станции Сватово - получили.
Снарядов было подвезено очень мало, т.е. комплект, который мы везли с собой в эшелоне. Откуда можно было снабжаться боеприпасами в процессе боя, мы так и не успели узнать. Противник своими действиями опередил наше полное окончание формирования.
После короткого боя противник обошел нас и вышел в тыл. Положение с материальной частью артиллерии становилось катастрофическим. Делались попытки вывезти хотя бы отдельные орудия транспортом отходивших подразделений и частей, но это не дало положительных результатов.
Всего несколько дней полк вел боевые действия в этом котле. Артиллерийские батареи были переданы батальонам бригады, которые в результате боев оказались разобщенными. По сути дела через 3-4 дня боевых действий бригада оказалась рассеянной, управление и связь с подразделениями были потеряны.
Часть личного состава сумела примкнуть к отходившим частям и выскользнула из окружения. Командование артполка и штаб пытались в этой суматохе что-то придумать и предпринять по спасению материальной части, но все наши потуги оказались безуспешными. Итак, артполк, укомплектованный прекрасным личным составом, но, оказавшись без тягачей, прекратил свое существование.
Я с группой солдат и командиров оказался отрезанным от своих подразделений. Со мной находился мой помощник капитан Биленко и старший лейтенант из оперативного отделения бригады. Хотя по званию я был тоже капитан, но по должности старше других товарищей, я предложил двигаться на Восток и прорываться к своим войскам.
Первоначально ни у кого возражений не последовало. Трудности у нас могли возникнуть в основном продовольственного характера. Естественно, централизованно получить продукты в окружении мы нигде не могли.
Я старался убедить товарищей, поскольку стабильной линии фронта у немцев нет, а двигаясь через населенные пункты, мы сможем достать часть продовольствия у местных жителей, а часть - при удобных случаях у немцев, нападая на отдельные продовольственные обозы.
На следующее утро из моей группы исчезли капитан Биленко и старший лейтенант из оперативного отделения бригады. Это меня несколько озадачило. Что могло случиться? Или они пошли на поиски других групп бригады, или могло случиться более худшее, но полагать на худшее у меня оснований не было. Решили продолжать движение согласно принятого решения.
Двигались по открытой местности только ночью. Где местность позволяла и имелись леса и овраги, то двигались и днем. Естественно, темпы передвижения ночью были много медленнее, чем днем. Трудности вызывались и сложностью ночной ориентировки на местности.
Приходилось заходить в населенные пункты и расспрашивать у местных жителей, как пройти в таком-то направлении, а иногда брали проводника, чтобы он довел до другого населенного пункта.
Все это снижало наши темпы движения, и мы с каждым днем, хотя и приближались к линии фронта, но уже далеко оказались в тылу врага. По пути к нам присоединялись отдельные бойцы и командиры из других подразделений.
Недалеко от Дона к нам присоединился старший политрук Хамитов Михаил.
Забегая вперед, хочу сказать, что с Михаилом мы потом длительное время не расставались и были вместе в партизанском отряде в соединении под названием "Объединенные отряды партизан Курской области".
Когда мы подошли к Дону, то у немцев оказались довольно плотные боевые порядки, и пройти незамеченным было непросто. Однако выхода другого не было, нужно было прорываться.
Часов в 11.00 - 11.30 ночи мы двинулись вперед и, к нашему несчастью, напоролись на немцев. Пришлось принять бой, но длительный бой мы выдержать не могли. Во-первых, у нас было ограниченное количество боеприпасов, во-вторых, задержка могла привести нас вообще к катастрофе. Нас, естественно, окружили бы и полностью уничтожиили бы.
Если впереди не оказалось бы водной преграды, мы, безусловно, прорвались бы к нашим войскам. Естественно, потери мы понесли бы, но, полагаясь на темноту и беспорядочность ведения огня в ночных условиях, последние оказались бы незначительными.
Из сложившейся обстановки нужно было срочно сделать вывод и принять решение. Пробиваться к реке и формировать последнюю при такой ситуации было для нас самоубийством. Я дал команду отходить назад на северо-запад.
Когда мы оторвались от немцев, решили остановиться и проверить личный состав. К нашему сожалению мы не досчитались 13 человек. Решили немного подождать и одновременно послать разведку к месту боя проверить, нет ли поблизости раненых. Разведка вернулась и доложила, что ничего не обнаружено.
Посоветовавшись со старшим политруком Хомитом, мы приняли решение изменить направление нашего движения. Мы полагали, что через лесные массивы перейти линию фронта будет гораздо легче. К этому времени немцы уже занимали оборону со сплошной линией фронта.
Время неумолимо двигалось вперед, а положение на фронтах нам было неизвестно, и у нас созрело и другое решение. Если нам через лесные массивы не удастся перейти линию фронта, то мы останемся в тылу врага и примем партизанскую тактику войны. И так началось наше путешествие в направлении Курска и Брянска по тылам противника.
Действовать в тылу, особенно небольшим отрядом, представляет не большую опасность, чем на фронте. Наш отряд был довольно малочисленным, поэтому мы старались избегать боевых действий с крупными подразделениями противника. Притом наличия у нас боеприпасов к отечественному вооружению почти не осталось.
Нужно было думать о приобретении немецкого вооружения, боеприпасов для которого можно было приобрести в достаточном количестве. По пути движения уничтожали средства связи, нападали на небольшие обозы, отдельные группы и уничтожали отдельных солдат и полицаев. Передвигались по открытой местности, в основном, в ночное время.
При заходе в населенные пункты старались узнать у местных жителей о движении немецких частей к линии фронта, какие отличительные знаки есть на их транспорте, какие меры немцы и полиция применяют по отношению местного населения. Мы одновременно с нашим перемещением старались собрать максимум сведений о войсках противника.
На нашем пути движения встречались немецкие, венгерские и румынские части. В районе м. Репьёвка в основном находились венгерские части. В Репьевке даже находилась венгерская комендатура. Далее к Курску находились различные части, комендатуры были только немецкие.
Как правило, беседуя с населением, мы приходили к выводу, что уходили на службу к немцам бывшее кулачье, уголовники и пьяницы, для которых слово "Родина" не представляло символического значения. Они за бутылку самогонки и брошенные объедки как псам со стороны немцев могли продать Родину.
Курск мы решили обойти с Севера и взяли направление на Фатеж. Проходя в этом районе через населенные пункты, чувствовалось, что здесь свой отпечаток накладывают уже действия партизан. Все чаще мы слышали от местных жителей отзывы о наносимых ударах по немцам партизанами.
В небольших населенных пунктах, особенно которые были расположены около лесных массивов, немцы были очень редкими гостями. Полицаев и старост, поставленных немцами в этих населенных пунктах, совсем не было.
На всем пути нашего движения мы всегда встречали теплый прием со стороны местных жителей. Когда они видели на нас форму советских командиров и солдат, то относились к нам с какой-то особой радостью, считая, что нас специально перебросили через линию фронта.
Начинали расспрашивать о делах на фронте, о положении в стране. К сожалению, мы могли им внести только разочарования. Мы сами с удовольствием послушали бы, что делается на большой
Недалеко от Фатежа мы уже имели сведения о наличии в этих районах партизанских отрядов, довольно многочисленных и хорошо вооруженных. Однако, точное место их дислокации нам никто указать не мог.
Возможно, некоторые из жителей знали точное местоположение партизан и поддерживали с ними связь, но предосторожность и строгое предупреждение командования партизанских отрядов о сохранении тайны заставляла жителей держать язык за зубами. Впоследствии я в своем предположении убедился, что это так и было. Это, безусловно, было правильно. Форма и документы еще не могли служить доказательством нашей принадлежности.
Уже лето кончалось, когда мы недалеко от деревни Макаровка в небольшом хуторе встретили вдруг вооруженных людей. Их, правда, было меньше, чем нас. Одеты они были очень разношерстно. Одни в армейских плащах, другие - в пиджаках, третьи - в полупальто. На головном уборе одного из товарищей, который назвался Михаилом, оказалось красноармейская звездочка. Наши встречи оказались неожиданными и для нас, и для них.
Причем у жителей этого хутора мы спросили, нет ли в хуторе полицейских или партизан. У кого мы не спрашивали - все ответили утвердительно, что никого нет. Причем ответили они нам неправильно, ибо в хуторе почти всегда находилась партизанская разведка и, кроме того, на этом хуторе выпекали хлеб для партизан.
В начале разговора при нашей встрече взаимный опрос, кто мы и кто они, ничего не дал. Для них появление в этом районе советских солдат и командиров явилось неожиданностью, и, естественно, довериться они нам не могли. Или они являются партизанской разведкой, или замаскированной полицией.
Нас было по числу больше, чем их, и мы по-серьезному настаивали на ответе, кто они. Я им предъявил свое удостоверение и предложил им, чтобы нас отвели к командованию партизанских отрядов. Они это сделать категорически отказались, но предложили со своей стороны другой вариант.
Этот вариант заключался в следующем: мы остаемся на хуторе, они же отправляются в штаб партизанского соединения, как они назвали, доложат об этом командированию и прибудут к нам с представителем командования, который будет уполномочен уточнить, кто мы, и примет решение.
Это предложение нас устраивало, но с одной оговоркой: они оставят у нас своего представителя. Почему нас так заинтересовала встреча с командованием партизанского соединения? Мы уже наслышались от местных жителей о том, что к партизанам регулярно летают транспортные самолеты.
Естественно, мы рассчитывали на такой оптимальный вариант переправки нас с их помощью через линию фронта. Мы полагали, что после проведения некоторых формальностей проверки, нас смогут переправить, используя самолеты. И так мы взаимно сошлись на их и нашем варианте встречи.
Когда партизаны ушли, оставив с нами своего представителя, я приказал установить наблюдение, чтобы на случай всяких неожиданностей не оказаться в западне.
В ожидании представителей партизанского соединения я в хорошо натопленном домике задремал. Вдруг меня тряхнули. От неожиданности я вскочил и подумал, что случилось что-то серьезное.
Но на размышления времени уже не оставалось. Передо мной оказались "парламентеры" из партизанского соединения. Один товарищ, одетый в короткий бордового цвета пиджак или, если можно назвать, в куртку, небольшого роста с карабином на плече, спросил: "Кто здесь старший?"
Я поднялся и ответил: "Капитан Пискунов, а кто будете вы?"
"Представитель штаба объединенных отрядов партизан Курской области, майор Бунин", - ответил он. От радости в начале я не мог даже вразумительно ничего ответить о нашем положении и какая помощь нам нужна.
Разговорились, я стал расспрашивать, каким путем майор Бунин оказался в партизанах и чем они занимаются. Это оказался на редкость обаятельный человек. Рассказал, что после окружения попал к партизанам и продолжает вместе с партизанами сражаться против немцев и всякой другой нечести." - из воспоминаний начальника штаба отдельного артиллерийского полка 17 истребительной бригады капитана Е.Пискунова.
Journal information