Сижу, слушаю… Разговор начался общий, а потом я понял, что говорят не по кодам! Я все запоминал с первого раза, инструкцию знал "назубок" и слышу, что говорят не по инструкции. А в инструкции было сказано, что оператор обязан следить за ее исполнением. Я включаюсь в "провод" и говорю: "Разговаривайте по кодам".
Слышу замешательство в разговоре, но товарищи мой голос, возможно, приняли за помеху и после паузы продолжают вести разговор по-прежнему. Тогда я снова перебиваю разговор и громко требую: "Разговаривайте по кодам!" Верховный спрашивает: "Кто говорит?" Отвечаю: "Дежурный 29-й". - "Как зовут?" - "Сержант Михалев".
Тут разговор остановился. Антонюка не слышно, затаился, не дышит. А на другом конце провода: "Пых, пых" - это, наверное, Верховный рассердился и трубкой пыхтит, а потом слышно, как бумагами стал шуршать (слышимость отличная) - ищет лист с кодами, которого не было у него под рукой, не приготовил. Потом нашел нужную бумагу, вызвал командующего по кодам, и разговор у них начался "нормальный".
Когда разговор закончился, я не заметил. Интересно было слушать голос Верховного. Не успел испугаться, как влетает командующий Антонюк. Дверь ногой отшвырнул, вбежал и уставился на меня. А я стою по стойке смирно. И тут он заорал матом. Кричал генерал без остановки не меньше минуты. Потом выбежал, и тогда я услышал из-за двери про арест и расстрел.
Арестовывают меня тут же в дежурке и ведут через всю часть. Запирают в бывшем помещении для скота - в северных краях это отличные помещения из толстых бревен. Чисто, сено хорошее, так что, несмотря на мороз на улице, в сарае мне было не холодно. Сижу под арестом и читаю устав - в 18 лет так легче с жизнью прощаться…
Но проходит день, другой - тишина.
На третий день является начальник караула: "Сержант Михалев, на выход!".
Выхожу и понимаю, что раз ведут без ремня, значит, на расстрел. Приходим с караулом на плац. Здесь на построении находится штаб и личный состав части. Генерал Антонюк стоит в стороне, а рядом двое с автоматами и один с планшетом. Вот тебе, думаю, и приговор. В глазах у меня слезы обиды. Караульный ставит меня против начальства, я стараюсь не смотреть на генерала сверху вниз - выше его на голову. И тут генерал Антонюк торжественно зачитывает мне… благодарность Верховного!
А через два дня пришел приказ о повышении бдительности. Антонюка я больше не видел, а голос Верховного слышал еще четыре раза и один раз вступал с ним в разговор. Это было перед началом битвы на Курской дуге. Тогда в подобном разговоре в штабе он меня узнал и назвал по имени, спросил, какое настроение у солдат? А какое настроение - готовы идти без остановок на Берлин - вот какое было настроение!..
+++++++++++++
На новом наблюдательном пункте штаба 63-й армии (Восточная Пруссия) мы, связисты, организовали узел связи. Подключили командующего, заместителя командующего, оперативный отдел, инженерный отдел и все отделы штаба. И вот, надо случиться, услышали выстрелы. Футь-футь - летит мина и падает между нашим блиндажом (где расположилась телефонная станция) и тросом, который принимал концы проводов от командиров дивизий. И снаряд порвал наш жгут.
До приезда командующего на наш наблюдательный пункт оставалось примерно 40 минут. Подполковник Симхович неизвестно по каким причинам рассердился, выводит нас к траншее и дает команду: "Раздевайтесь!"
Я вместе со старшим сержантом Тимофеем Ивановичем Никифоровым раздеваюсь. Потом становимся, на него смотрим. Он кричит: "Бодрей смотрите"! Расстегивает кобуру, вынимает пистолет, а рука у него ходит ходуном - стрелок чертов! Вид не боевой, но стращавый - рука с пистолетом, дрожит. Если и застрелит, то от страха.
Я возмутился, поднял руку и говорю: "Товарищ подполковник, я понял, что вы хотите нас расстрелять. Но связи-то все равно не будет! За вами следом в этот блиндаж приедет командующий и вac расстреляют в этой траншее. Что вы делаете?"
Сам себе ответил на свой вопрос не по уставу: "Я иду налаживать связь". Такая невоздержанность подполковника не имела решительного продолжения, видно, он сам больше всех испугался. Я ему чуть-чуть в глаза не плюнул. Все равно, думаю, по собственному страху расстреляет. Он пистолет опустил, а мы принялись менять жгут. Быстро установили связь. И надо же, я последний телефон проверяю - и входит командующий. Поворачиваюсь в нательном белье к нему и докладываю: "Товарищ генерал-лейтенант, связь со всеми приданными подразделениями работает нормально. Дежурный Михалев".
Командующий молча прошел, посмотрел. Над каждым телефоном написан номер дивизии. Спросил: "Почему в белье?.." "Я с дежурства, отдыхал, - отвечаю. - А тут мина порвала жгут - некогда было одеваться".
+++++++++++++
Последний расстрел случился на Эльбе 3 или 4 мая 1945 года, точнее дату не помню. Наш взвод связи пришел пешком из Восточной Пруссии. Еще 16 апреля нам был дан приказ на выступление из-под Кенигсберга, а 26 апреля мы уже пришли в пригород Берлина - 1100 километров по карте за 10 дней! Эльбу не форсировали. Остановились в километре от реки. Здесь же наши разведчики встретились с американцами. Встретились-то следующим днем, но с утра уже знали о возможной встрече.
Дело происходило просто. Подъехали одни американцы, другие подошли неорганизованно, потом построились друг против друга, поприветствовали. Наши и их офицеры переговорили - что делать будем? А что делать - давай бороться! Ну, давай.
С нашей стороны выдвинули бороться меня. Как сказали, что будем бороться, так сразу все на меня посмотрели. А я после контузии стал глуховат и не понял, от чего это строй на меня уставился. С их стороны вышел американец постарше. Было ему лет 27, а роста он был одинакового со мной - 193-194 см. Только во мне 90 килограммов веса, а в нем колограмм 120. Но тут уже конец войны, настроение такое, что все нипочем.
Я перед войной, еще мальчишкой, в колхозе за 5 дней ставил 5 стогов, в каждом по 20 скирд, в каждой по 50 копен. Физически был страшно выносливым. Так что опасения бороться с американцем я никакого не испытывал. Хотя видел, что американец тяжелее меня, и вид у него был устрашающий.
Вышли мы бороться. Когда поздоровались, я его руку при рукопожатии слегка попридержал в своей ладони и по тому, как он ее первым на себя потянул, дернул, понял, что он слабак. Отметил я это.
Стали бороться. Он хватает меня, да не может захватить. Потом ухватил и стал мотать. Чувствую, не туда дело пошло - оторвет от земли и бросит. Тогда я его к себе крепко прижал и грудь его о свою так сдавил, что смотрю - слабеет. Я его моментально из объятий вбок бросил. Он вскочил и ко мне - давай второй раз!
Второй раз я не стал ждать - сразу же обхватил его за грудь, обнял и снова сдавил. Смотрю, белеет, глаза закатываются. Я еще поджал и опустил. Он обмяк совершенно. Когда я его отпустил, он упал. Лежит, не двигается, но дышит.
Смотрю, офицер американский тоже белеет лицом, кобуру расстегивает и пистолет вынимает....
Оглядываюсь - нашего капитана Ныркова и других офицеров нет. Что делать? Ждать, когда американец в меня пальнет, не хочу. Надо самому действовать. Подхожу, беру его за руку с оружием и тихонько сжимаю ее. Американский офицер лицом становится как мел и каменеет. Пистолет у него из руки падает, и я его ногой отбрасываю. А офицер как-то непонятно все вертится на месте и норовит боком повернуться. Тут такая тишина воцарилась - в строю наших и американцев - шмеля слышно. Только офицер неестественно боком топчется.
И тут кто-то из наших казаков, что стояли в строю слева, в тишине громко сказал: "Обоссался!". И точно, сзади стало видно, что штаны у американского офицера мокрые. Тут воздух "грохнул", как может грохнуть от смеха только строй молодых солдат. Засмеялись все наши, и многие американцы заулыбались. Но их тут же одернули. Им дали команду, и они сразу за реку отъехали. Больше с ними не встречались." - воспоминания ст.сержанта А.Михалева. Медаль "За Отвагу" № 1340708. За обеспечение связи с плацдармом представлен к Золотой Звезде. Награда пока не нашла героя. Тогда, в декабре 1944, он переплыл р. Нарев (свыше 300 м) под ураганным огнем с катушкой медного провода весом 20 кг, "дал связь" и вытащил из воды напарника тоже с катушкой провода 20 кг. Напарник был ранен, но на берегу выяснилось, что уже погиб. Почти все случаи с "расстрелами" связиста произошли в штабах армий.
[ +9 фото]
Journal information