Кошмар этих киевских трупов нельзя описать. Видно было, что раньше, чем убить, их страшно, жестоко, долго мучили. Выколотые глаза; отрезанные уши и носы; вырезанные языки, приколотые к груди вместо георгиевских крестов; разрезанные животы, кишки, повешенные на шею; положенные в желудки еловые сучья. Кто только был тогда в Киеве, тот помнит эти похороны жертв петлюровской армии. Поистине – черная страница малорусской истории, зверского украинского шовинизма! Началась паника и бегство из Киева. Создалось впечатление, что тех, кого не дорезали большевики, докончат "украинцы".
+++++++
Ликвидировав все, что можно было, в комитете, я вышла на улицу. Куда деваться? На квартиру Галя идти не советовала. Отправилась я к знакомому рабочему, который и приютил меня с мужем. Опять повторилась старая история: с Печерска вошли петлюровцы, а на Волынском посту удерживали еще фронт офицеры…
Ночью же производились уже аресты и расстрелы. Много было убито офицеров, находившихся на излечении в госпиталях, свалочные места были буквально забиты офицерскими трупами. Мое положение становилось опаснее с каждым днем, бегство из Киева предуказывалось событиями.
На второй же день после вторжения Петлюры мне сообщили, что анатомический театр на Фундукулеевской улице завален трупами, что ночью привезли туда 163 офицера. Я решила пойти и убедиться своими глазами. Переодевшись, отправилась я в анатомический театр… Сунула сторожу 25 рублей, он впустил меня.
Господи, что я увидела! На столах в пяти залах были сложены трупы жестоко, зверски, злодейски, изуверски замученных! Ни одного расстрелянного или просто убитого, все - со следами чудовищных пыток.
На полу были лужи крови, пройти нельзя, и почти у всех головы отрублены, у многих оставалась только шея с частью подбородка, у некоторых распороты животы. Всю ночь возили эти трупы. Такого ужаса я не видела даже у большевиков. Видела больше, много больше трупов, но таких умученных не было!..
- Некоторые еще были живы, - докладывал сторож, - еще корчились тут.
- Как же их доставили сюда?
- На грузовиках. У них просто. Хуже нет галичан. Кровожадные. Привезли одного: угодило разрывной гранатой в живот, а голова уцелела… Так один украинец прикладом разбил голову, мозги брызнули, а украинец хоть бы что - обтерся и плюнул. Бесы, а не люди, - перекрестился сторож.
+++++++
Окна наши выходили на улицу. Я постоянно видела, как ведут арестованных офицеров. Утром узнала, что расстреляли графа Келлера, бывшего главнокомандующего обороной Киева. Прятался он в Михайловском монастыре, откуда знакомый монах прислал мне записку. Советовал немедленно бежать из Киева; в монастыре я часто бывала, там петлюровцы меня искали и грозили "сделать из меня котлету". Место ночлега пришлось переменить, враги были почти на моем следу, было объявлено командиром осадного корпуса, что арестовавший меня получит 100 тысяч карбованцев награды.
В этот же день муж мой благополучно бежал в Бердичев. На следующий день, с документами на имя курсистки, бежала и я. Но в Бердичеве тоже было небезопасно. Надо было как можно скорее пробираться в Одессу.
С большим трудом доехали мы до Знаменки. Дальше поезд не шел.
Наступал атаман Григорьев. Этот разбойник дрался в то время с немцами и с петлюровцами. В поезде ехало много переодетых офицеров по подложным документам.
Я вышла на площадку вагона, вокзал был полон вооруженных людей: солдат, рабочих, матросов и просто пьяных мужиков. В нашем вагоне ехали исключительно переодетые офицеры. Из женщин были только я и моя подруга детства, необыкновенной красоты женщина. Она ехала в качестве жены моего мужа, а я просто как курсистка. Жизнь каждого из нас зависела от простого случая, висела, что называется, на волоске.
Подходит патруль григорьевцев проверить документы: жизнь или смерть?
- Здесь только что проверяли, - говорю спокойно.
- Добре, - и прошли мимо.
Слава Богу, удалось; не обратил внимания атаман Григорьев. Боже, что за тип! Высоченный, в огромной папахе, в длинной, до полу шубе, с винтовкой за плечами, ручные гранаты, два нагана и нагайка за поясом, в руках попросту дубинка, "украинская булава", - для разбивания голов несчастным жертвам. Пьян, еле на ногах стоит.
В то время невозможно понять было, кто с кем дерется и где какая власть. По пути всюду встречались немецкие эшелоны, возвращающиеся в Германию. Немцы были прекрасно вооружены, и это спасало, конечно, больше всего и нас всех от массовых расстрелов и зверств.
+++++++
Поезд наш тронулся. Нигде на станциях не было ни стрелочников, ни начальников станций. Все в панике бежали, спасая жизнь. От Бердичева до станции Выгода, 350 верст, ехали мы одиннадцать дней! В Выгоду приехали в 2 часа ночи. Было холодно. Декабрь стоял морозный. Крохотная станция, еще какие-то поезда, "обыск", "проверка документов"… В вагон ввалились солдаты, подошли к моему мужу, документ у него был на имя Белкина-Белиновича. "Выходи", - раздался грозный голос.
Я сидела спокойно, пока не услышала этого "выходи". Муж вышел на темный перрон, а с ним сопровождавшая нас дама, я - за ними. На перроне стояли группами люди, окруженные гайдамаками, все это были переодетые офицеры, пробиравшиеся, как и мы, в Одессу, и всех высадили из вагонов. Я подошла к украинцу и спросила, что с этими людьми сделают.
- А кто знает? Что скажет комендант. Расстрелять нужно. Все - гетманцы, стоят за Скоропадского, а мы за Петлюру.
Я предложила моей подруге бросить играть роль жены моего мужа и поменяться со мной документами. Но, к нашему удивлению, она тотчас пошла к коменданту и через каких-нибудь 20 минут вернулась в сопровождении его самого за мною, будто бы кузиной, и мужем. Мы отправились в комендантскую комнату… пить чай.
Комендантом оказался поручик из Львова, студент-политехник, ярый украинец. Во время чая, который не шел в горло, завязался разговор.
- Видите ли, - говорил украинец, - мы всю Украину очистим, а потом при помощи мужиков заведем порядок. Галиция, все земли от Львова до Одессы - все будет наше. Мы ляхам зададим перцу. Даже если бы пришлось во Львове камня на камне не оставить, всех ляхов до единого вырежем!
Жутко было слушать этого фанатика. Но украинские чувства свои передавал он правдиво. Тогда этой расправы с поляками все действительно жаждали, но не рассчитали малого, ошиблись: Львов - не Киев…
+++++++
Из Знаменки мы пробрались с немецким эшелоном в Николаев, где взяли нас под свою защиту англичане. В Одессу с большим комфортом мы прибыли на английском корабле. Приютил нас известный одесский священник, у которого оба сына были добровольцами. В то время Одесса кишела оккупационными войсками, главным образом французскими. Я ничем больше не занималась, никуда не ходила, последние скитания окончательно подорвали мои силы.
Как-то приехал из Киева на паровозе, в роли кочегара, генерал Фрейденбург, начальник 53-й пехотной дивизии. Узнав мой адрес в Одессе, он зашел поговорить.
- Какое ваше впечатление об Одессе? - спросил он.
- То же, что и везде. Несмотря на оккупацию союзных войск, настроение тяжелое, как было в Киеве перед Петлюрой. В гостинице "Лондонской" льется шампанское, а на окраине мобилизуются массы рабочих, им раздается оружие, в то время как офицерство, исполнившее свой долг, голодает…
+++++++
И у союзников было нехорошо: фронт еле удерживался, тяжелое впечатление произвел бунт на корабле "Мирабо". Становилось все очевиднее, что придется бежать и из Одессы, и скоро.
Помощь иностранцев только отсрочивала катастрофу. Пришли греческие войска, после выгрузки сразу ринулись на фронт. Дрались храбро, потери были большие.
В Одессе был тогда и Польский легион из армии генерала Желиховского… Было также и нечто вовсе несообразное: сформировалась "Еврейская студенческая дружина". Последним обстоятельством я была глубоко поражена. Кто и зачем разрешил формироваться этой дружине? Я сказала генералу Фрейденбургу:
- Что это? Готовая большевистская часть в Одессе? (Мое предсказание, увы, оправдалось.)
Встретила барона Меллер-Закомельского, который дал мне 500 рублей, прося устроить обеды беднейшему офицерству.
Жена его рассказала мне курьез: в Киеве какая-то особа называла себя мною и шантажировала некоторых лиц, не знавших меня в лицо…
++++++++
Положение Одессы становилось все хуже и хуже. Враг стоял под самым городом. Началось бегство. Прежде всего исчезли извозчики, попрятались, чтобы не дать буржуям уехать. Часть Одессы уже заняли большевики. Каждый старался попасть в полосу, занятую союзниками.
Начались расстрелы… Первых же заложников расстреляла… Еврейская студенческая дружина, которая потом называлась отрядом особого назначения при чрезвычайке. Мое предсказание оправдалось полностью. На рынке эта же дружина расстреляла нескольких офицеров из Польского легиона.
Чудом, в последнюю минуту, мы добрались до порта. Что там творилось! Все корабли набиты беженцами, люди стоят стеной, у всех одна цель - Крым, где удерживалась Добровольческая армия. Много русских пароходов. У мола огромнейший океанский "Кронштадт". На нем мы и устраиваемся. Но на «Кронштадте» ни капитана, ни матросов. Собрали офицеров и решили собственными силами добраться до Крыма. Между нами нашлось несколько морских офицеров.Всего было не менее 4 тысяч пассажиров.
"Кронштадт" вышел в море. Я устроилась в нижнем трюме, где были только офицеры и их семьи, и улеглась спать на полу. Ни к чему другому от усталости я не была способна." - из воспоминаний, сестры милосердия Нестерович М. А. (по мужу - Берг).С мая 1920 г. в эмиграции в Польше.
[+15 фото]
Journal information