Сержантского звания мне так и не присвоили, и через полтора месяца изнурительной учебы бросили в сталинградское пекло.Я попал в 92 стрелковую бригаду морской пехоты 62 армии и 17 сентября 1942 года принял свой первый бой,который длился десять суток.
"Пулемет "максим" хорошо зарекомендовал себя на учебных стрельбах,но в реальном бою он уступал легким немецким пулеметам, оснащенным металлической лентой. Мне приходилось стрелять из захваченного немецкого оружия, и, честно говоря, жаль было с ним расставаться. Но из-за отсутствия патронов к "немцу" приходилось возвращаться к тяжелому "максиму" с неудобной брезентовой лентой.
Каждый раз перед очередной атакой сердце и зубы начинали отчаянно стучать, и только когда наш взвод открывал сплошной огонь, волнение уходило. А потом вдруг наступала тишина, и приходили мысли о еде. Кормили нас скудно, тыловикам не хотелось лишний раз лезть на передовую под шальные пули и мины. Обычно приносили по брикету пшенки, по три-четыре сухаря, а о воде мы должны были позаботиться сами. Добывали ее в ближайших оврагах, пробираясь через трупы, воронки, по изрытой минами земле, перемешанной со снегом.
В конце декабря 1942 года немцы на одном из участков буквально стерли с земли защитников города и вышли к Волге.Нашему подразделению поставили задачу закрепиться на острове Зайцевский.
Немцы нас скоро обнаружили и двое суток непрерывно обстреливали остров. Но в атаку не ходили - побаивалась нашей береговой артиллерии. Перестрелка продолжалась весь январь. А 2 февраля на позициях появились немецкие парламентеры с белыми флагами. Наступила гробовая тишина. И тут мы видим, что немцы небольшими группами уходят, и поняли - наша взяла.
Солдаты кричали от радости, катались по снегу: "Мама, я жив! Победа! Мы живы, живы!" На четвертый день тыловики организовали для нас баню под открытым небом. Мы сбрасывали с себя забитое грязью обмундирование, завшивленное белье. Я попробовал стащить с себя валенки, которые не снимал полтора месяца, но безуспешно. Пришлось их резать. Портянки под ними износились в труху, кожа с пальцев сошла. Оделись в изношенное, но свежее обмундирование. А на следующий день занялись уборкой трупов. Складывали их на громадные сани, сделанные из телеграфных столбов. Цепляли их к танкам, и они увозили тела на Мамаев курган, чтобы похоронить в братских могилах. А через зону, где мы убирали трупы, вели пленных немцев. Оборванных, истощенных, замотанных в тряпье. Мы с Алексеем Самохиным и Федором Филимоновым выбежали посмотреть на пленных и удивлялись, что еще несколько дней назад эти люди днем и ночью прижимали нас огнем к земле и убивали нещадно.
В тот момент мы и попали в объектив фронтового кинооператора. Эти кадры вошли в документальный фильм "Капитуляция Паулюса", а позже попали в четвертую серию фильма "17 мгновений весны". В битве за город погибло полтора миллиона наших солдат и офицеров. А у нас появилась надежда на счастливую солдатскую судьбу.
+++++++++++++
На станции Лиски я уцелел под бомбежкой, где была практически уничтожена наша 92 бригада. После этого я оказался в 93 гвардейской стрелковой дивизии, которую летом 1943 года перебросили на второй оборонительный рубеж Курской дуги.
5 июля я находился в боевом охранении, когда началось знаменитое сражение. Перед рассветом тишину нарушила оглушительная артиллерийская канонада. Тихая ночь превратилась в ад, в кошмар. Я не знал, кто стреляет. Ждал свиста осколков, комьев земли с неба, но ничего этого не было. Когда добежал до своих траншей, то там узнал, что это стреляла наша дальнобойная артиллерия, о сосредоточении которой мы не знали.
Немцы, застигнутые врасплох, несколько часов молчали. А затем обрушили на нас мощный удар по всему фронту. Около двух суток наша дивизия отбивала непрерывные атаки немцев, которые пытались взять нас в клещи. Чтобы избежать окружения, основные части вброд форсировали Липовый Донец, а нашей пулеметной роте приказали подавить огневые точки противника. После изнурительного боя, еле передвигая ноги, мы добрались до своих траншей. На своем вещевом мешке я насчитал четыре пулевых отверстия. Еще одна пуля пробила котелок, две пробоины обнаружил в пилотке. Надо сказать, что на головные уборы мне везло. Во время бомбежки в Лисках осколком оторвало правое ухо шапки, теперь вот пилотка пострадала. В том бою мы своим пулеметом уложили около трех десятков фашистов и сами остались живы.
Летом 1943 года меня перевели в запасной артиллерийский учебный полк,где я получил звание сержанта и должность командира минометного расчета.До конца осени 1944 года воевал в составе 40 гвардейской стрелковой дивизии 3 Украинского фронта.В ноябре меня направили в военное училище. После войны служил в Норильске. В 1968 году после увольнения в запас в звании майора перебрался в Тамбов." - из воспоминаний пулеметчика 92-й бригады морской пехоты П.Манаенкова.
Journal information