oper_1974 (oper_1974) wrote,
oper_1974
oper_1974

"Есть женщины в русских селеньях"...или только были?:)

"Война началась, я работала на молокозаводе. На третий день нас, комсомольцев, направили под Желонец, копать противотанковые рвы. Через несколько дней отпустили по домам. Сказали: сходите, мол, помойтесь, наберите продуктов и возвращайтесь обратно. Пришли мы в Муравьевку. А нас сразу послали скот колхозный угонять. Собрались мы в дорогу. Нас семеро было. Все девчата. И мы это стадо колхозных коров согнали в Мордовию. Вон куда! Так что колхозные коровы немцу не достались.
Сдали коров. Куда самим деваться? Есть-то нечего. Обносились в дороге. Стали проситься, чтобы нас взяли куда-нибудь на работу.

   Помню, под Куйбышевом, там тоже оборонительные сооружения строились, пришла я и говорю тамошнему начальству: "Возьмите меня на работу". Они на меня посмотрели и говорят: "Куда ж мы тебя возьмем? Ты ж еще ребенок!" А и правда, росточком я была невелика. Я им опять: "Вы не сомневайтесь. Я многое умею делать. И работы не боюсь". Взяла я их своей настойчивостью. Они и говорят: "Ладно. Приходи завтра".
   Я где-то там переночевала. Утром пришла. А начальница спрашивает меня: "А откуда ж ты родом?" Видимо, по говору моему почувствовала свою родину. Я ей: так и так, Смоленской области. Мы ж тогда, в начале войны, не Калужской, а Смоленской области писались. "Ой! Ты ж моя землячка!" Звали ее Валентиной Евтихьевной.
Взяла она меня на работу. А потом и говорит: "Катюх! Давай мы тебя на курсы шоферов пошлем?" Я и согласилась.
   Курсы ускоренные. Стажировались на грузовике ЗИС. Машина большая. Помню, начнем заводить мотор: ребята-курсанты крутят-крутят ручку, никак не провернут. Я им: "А ну-ка, дайте я попробую!" Подхожу. Шофер, который обучал нас вождению, смотрит, посмеивается. А я дробненькая, с виду - так себе. Но рука у меня крепкая, натренированная. На молокозаводе я крутила сепаратор. Это сейчас везде электромоторы. А тогда все делали вручную. Сепаратор тяжелый был. Вот взяла я ручку, раз-другой крутанула посильней да порезче, мотор и завелся. Шофер смеется. И ребята все удивляются: "Ну и Катюха!"

Через два месяца - на фронт.
   Дали мне полуторку. Старенькую. Всю пробитую пулями. В кабине, на сиденье, кровь присохшая… Сказали: вот, мол, тебе машина, снимай мотор, ремонтируй. Разобрала я машину, все гайки поотвинтила. Мне механик помогал. Почистила клапана, поршни. Кое-что поменяли.
Собрали мы эту машиненку. Села я за руль. Поехала. Едет моя машина, слушается!Сперва возле гаража ездила. Разные задания выполняла. А потом, когда немца погнали, стали посылать меня и к передовой.

Вот, помню, под Минском…
    Наши переправу делали, а я им доски подвозила. Саперам. Туда - доски, а обратно - раненых.
Шел уже сорок четвертый год. Наш батальон был в составе 2-го Белорусского фронта Рокоссовского.
Проснулись утром. Меня посылают на передовую. Я уже человек опытный. Девчата, подруги мои, в слезы: "Ой, Катюха, больше мы тебя не увидим!"Прощаемся. А я передовой не боялась. Я будто знала, что меня не убьют.
Девчат в гараже у нас было много. А водителей только четверо: я, двое тульских и одна из Рязани. Но ездили они неважно, и их далеко посылать боялись. Я ж ездила всюду, куда пошлют.

    На передовой нагрузили мне в кузов раненых. Стонут. Все в бинтах, в крови. А тут налетел самолет. Стал бомбить. Бомбы рвутся совсем рядом. Санитарки, которые сопровождали раненых, мне кричат: "Давай быстрее уезжай! А то сейчас разбомбит!" Я им: "Никуда мы не поедем. Машина замаскирована. Он нас не видит. Улетит, тогда и поедем. А на открытом он нас сразу прихватит".
Немец пролетел, нас не заметил. И мы благополучно выехали в тыл.
Бывало, выедешь к передовой. Ребята, бойцы наши, в бой идут. Кричат: "Сестра! Прощай!" Не с кем им попрощаться, вот со мной и прощались. Знали, что многим сейчас…

    Раз так забралась на кабину, посмотреть, как они там воюют. Стою. Гляжу, а один, с которым я только что разговаривала, вдруг упал, и к нему санитары подбежали. А меня пожилой боец ухватил за ноги - и долой: "Ты что?! Тебя сейчас снайпер так и сымет!"
   Другой раз едешь по дороге, глядишь, машина разбитая стоит. Или догорает. Кругом воронки. Значит, разбомбили. Иногда так и своих встречала, знакомые машины. Немецкие самолеты любили за машинами гоняться. Ни патронов, ни бомб не жалели.
   А я ни разу ни под бомбежку, ни под обстрел не попала. Мне в батальоне все удивлялись. Комбат, бывало, пошлет куда-нибудь, откуда уже несколько машин не вернулось, а сам, видать, переживает, что меня, девушку, под пули отправил. Ждет. А я, глядишь, вот она, и вернулась невредимая. Он мне: "Ну, Катюха! Какая же ты везучая!" В гараже узнаю: в батальоне опять большие потери.

А мне и правда везло.
   Накануне войны я видела сон. И помню его всю жизнь. Проснулась и говорю матери: "Мам! Я сегодня с Богом летала!" - "Ну, еще чище…" А мы ведь тогда в деревне не знали проводов. Это потом - столбы, провода, радио, электричество… Сон же мой был такой. Будто ко мне подлетает кто-то и говорит: "Полетели со мной!" - "Куда?" - "Увидишь куда". И я полетела. Лечу - по проводам! "Ой! – кричу. – Задену! Упаду!" - "Не упадешь. Лети! Ничего не бойся!" А лететь мне хорошо, сладко, приятно, хоть и страшно немножко. "А с кем я лечу?" - "Со мной". - "А кто ты?" - "Я, – говорит, – Бог". Я пытаюсь на него посмотреть, какой же он, Бог? Но не вижу. Не могу разглядеть его. "Какой же ты?" - говорю. "Смотри какой!" - говорит и показался на мгновение. И увидела я его – маленький, как блошка. А мы все летим, летим. "Теперь я не вернусь", - говорю ему. А мне уже домой хочется. "Ничего, - говорит, - вернешься".

Вот такой сон. И всю войну я пролетала, как блошка, и нигде меня не задело. Я и сама порой удивлялась. Ведь не раз могла бы и погибнуть.
    Однажды отправили меня в отряд минеров. Поехала. А я ж не знала, где мины, где нет. Приезжаю к минерам. Они посмотрели на меня удивленно и говорят: "А как ты ехала?" - "Вот, - говорю, - по этой дороге". - "Да она ж заминирована!" Правда, один раз, перед мостком, что-то взорвалось позади. Но ничего, машина цела.
Лихо я ездила на своей полуторке! Комбата все, бывало, просила пересадить меня на легковую машину. А он увидел раз, как я гоняю, и говорит: "Нет, Катюха, езди-ка ты лучше на полуторке". А мне ж хотелось еще быстрее ездить! Легковые-то быстрее ездили.

     У тех саперов, к которым я по минам приехала, были раненые. Я их повезла в тыл. Подъехала к мостику через ручей. Перед мостиком мне бойцы постучали в кабину: "Потише едь!" Нет, думаю, что вы мне ни говорите, а тише я не поеду. Как все равно мне кто подсказывал. Разогнала я машину и прямо перелетела тот мостик! Позади разорвалась мина. Никого не задело. Раненые мои кричат: "Гони скорее! Обстрел!" А я остановилась и говорю им: "Обстрел окончен. Теперь не бойтесь. Это противопехотная мина была".
Так я и летала всю войну на своей машиненке. И все пули, все осколки - мимо меня…

   Однажды, когда немца прогнали из Минска, комбат наш, Роман Антонович, и говорит мне: "Катюх, поехали в Минск. Я хочу домой заехать, родных повидать. Живы ли, хоть узнаю".
    А войска наши наступают, все дороги забиты. Вперед идут. Едем и мы. А тут у меня сигнал заклинило. Едем, а сигнал не отключается. Замкнуло где-то. Я комбату: "Роман Антонович, разрешите остановиться. Я сейчас быстро отремонтирую сигнал и поедем дальше". А он: "Нет, Катюха, теперь уж гони!" Так, с сигналом, до его дома и доехали.
   Встретил комбат своего отца, сестер. Выскочили все, обняли его. А я ремонтирую машину и смотрю на них. Думаю: эх, мне бы сейчас домой! Хоть на минуточку! Маму повидать, отца, сестру, братьев… Так радостно мне было смотреть на комбата и его семью!

Победа меня застала в городе Штеттине, на Одере, в Германии. Победили мы их.
Подруги меня уговаривали поехать в Москву работать. Но я соскучилась по дому и решила ехать в свою родную Муравьевку.
   Приехала домой. А здесь все разбито. Дома пожжены. Мать, сестру и младших братьев своих нашла. В землянке жили. Мать малярией болела. В землянке-то сыро. Недоедали.
Легко сказать - война. А как на нее поглядели… Не дай бог нашим внукам войны.Сколько ж людей погибло! Все молодые.
    Отец мой и двое братьев, старших, тоже были на войне. Отец вернулся. А братья погибли. Иван и Сергей. Иван 1920-го года рождения. Когда началась война, он служил действительную. Так сразу где-то и пропал. А Сергей с 1926-го. С Сергеем мы воевали рядом. Он погиб в Восточной Пруссии. Рядом был. А вот не встретились.
Может, если бы встретились, я его как-нибудь и спасла…" - из воспоминанй водителя "полуторки" красноармейца Е.Ф.Калиничевой(Рогачевой).

Tags: вторая мировая, наши
Subscribe

promo oper_1974 июнь 28, 2013 23:25 253
Buy for 100 tokens
По мотивам статьи Ростислава Горчакова. "В январе 1940 года рейхсканцлер Адольф Гитлер дал немецкой судебной системе оценку: "Наши суды - медлительные ржавые машины по штамповке возмутительно несправедливых приговоров". И тут же поклялся, что лично займется делом восстановления…
  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your IP address will be recorded 

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 41 comments
Previous
← Ctrl ← Alt
Next
Ctrl → Alt →
Previous
← Ctrl ← Alt
Next
Ctrl → Alt →