Выходили мы группами. В нашей было около семисот человек. Вывезли раненых. Ну, думаем, все, кончились наши мучения. А тут опять известие: снова отрезаны, второе кольцо. Собрались мы, остатки. Из 700 человек, может, только половина и осталась. С нами два лейтенанта. Командир пулеметной роты Колигов и Иванов, начальник штаба батальона.
Вот бывают же крепкие люди! Жизнерадостные, которые никогда не унывают. Счастье тому солдату на фронте, кому в командиры в трудный час такой человек достался. Были с нами и другие командиры, и званием повыше тех лейтенантов. Но они уже губы порастрепали… Сами уже не верили, что выйдем. Куда им солдат вести? В плен? А Колигов и Иванов - живые люди! Командование на себя приняли. "Ребята, мы вас выведем!" Мы сразу к ним. Знаете, как солдат к офицеру льнет, когда кругом дело хреновое…
А стоял август, середина. Везде валялись листовки: русские, сдавайтесь в плен!
Однажды сели на отдых. Сидим. Рядом с нами человек застонал. Смотрю, раненый. Мучается. Но не нашего подразделения - чужой. Бросили… А у нашего ротного ординарец был, чернявый такой, верткий, не то цыган, не то еврей. Когда вставать стали, раненый за него ухватился, так тот его отпихнул. Мы вместе с Зыбиным шли. С туляком. Хороший он был парень, Зыбин. Век его помнить буду. И все это мы с Зыбиным видели. "Саш, - говорит, - давай возьмем. Человек хоть и не наш, чужой, а жалко". Осмотрели мы его. Грудь насквозь прострелена. Легкие пробиты. Хрипит. Пена кровавая на губах. Да, думаю, если оставим, пропадет человек.
Я ствол минометный нес. Зыбин - лафет. Железки нам достались тяжелые. У Зыбина еще и карабин за плечами. У меня - мой ТТ и вещмешок. Мешок я не любил носить. Он у нас с Зыбиным один на двоих был. И мы с ним всегда менялись: я брал его карабин, а он - мешок.
Ведем раненого. Несем свой миномет. Раненый меня спрашивает: "Браток, куда идем?" - "Не знаю", - говорю. Когда Зыбин его вел, все утешал: скоро, мол, скоро выйдем, немного осталось… А все идем, идем, идем. Отставать стали. Тогда он, раненый наш, остановил нас. Дышит уже тяжело, идти почти не может. "Оставьте меня, ребята, - говорит. - Спасибо вам. А то вы и сами отстанете и пропадете из-за меня". А мы с Зыбиным тоже уже из сил выбились, друг другу в глаза не смотрим. Хоть бросай человека…
Смотрим, командир взвода идет, младший лейтенант Дмитриев. Я ему и говорю, что, мол, ведем раненого, а минометы тоже не бросишь… "Минометы не бросать, - говорит. - За минометы головой отвечаете. А по поводу раненого идите к начальнику штаба. Что он скажет". Я подошел к лейтенанту Иванову: "Товарищ лейтенант, мы раненого ведем. А у нас миномет. Тяжело". Начштаба тут же подозвал бойцов из взвода связи и приказал им взять раненого.
Передали мы раненого с рук на руки. А тут и приказ: "Встать! Шагом марш!" Надо было спешить, пока немцы сплошное кольцо не образовали. Взвалили на плечи свой миномет и пошли дальше.
Прошли еще километра три-четыре. Тут и вышли.
Смотрим, кухни нас уже ждут. Вперед-то разведка ушла. По бокам - боевые охранения. Словом, двигались мы, как положено по уставу. Лейтенанты наши хорошими командирами оказались.
Стали нас кормить. Перевязывать. Раненых сразу грузили на повозки и отправляли в тыл. А у связистов, это я запомнил, была белая лошадь. Они вели ее в поводу. На лошади сидел их раненый. Шли они следом за нами. Смотрим, своего раненого они ссадили с коня и погрузили на машину. Я к Зыбину: "Зыбин, ты не видел, нашего-то погрузили на отправку?" - "Нет, - говорит, - не видел. Пойду спрошу у связистов". А связистов тех он знал, еще в финскую вместе с ними был. Я с Зыбиным к ним. "Где раненый, которого мы вам передали?"- спрашивает Зыбин связистов. "Помер ваш раненый дорогой". - отвечают. "Как помер?"
Оказывается, не довезли они его метров сто. Бросили, сволочи. Я тогда к начальнику штаба: так, мол, и так, человека-то оставили! Лейтенант выслушал меня и говорит им: "Живого или мертвого - несите сюда! И мне лично доложите!" Погнали повозку. Смотрим, возвращаются с нашим раненым. Живой! Перегрузили мы его на машину и - в тыл.
Фамилию свою он называл, да я не запомнил. Запомнил только, что он мой погодок, с 1916 года. Ленинградец. Вот этого человека мы с Зыбиным спасли." - из воспоминаний лейтенанта-минометчика(в 41-м сержанта) 45-й стр.дивизии 14-й армии А.П.Прокофьева.
Journal information