Старшему брату было 15 лет, а самой младшей сестре - 3 года. У нас отобрали все: дом, скот, хлеб (зерно и муку), одежду, даже грязное белье, всю посуду, в том числе ложки и вилки. Но мы выжили благодаря соседям, хорошим людям.
Я окончила школу, поступила учиться в Кудымкарскую фельдшерско-акушескую школу, так в то время называлось медицинское училище. Учиться было трудно, денег у родителей не было, жила на маленькую стипендию. Но отец каждый месяц привозил продукты питания.
Я училась на фельдшерском отделении. После 2,5 лет учебы нас, лучших студентов, 20 человек направили на учебу в г. Пермь, планировали выпустить нас специалистами по педиатрии. Сюда же приехали еще 20 студентов из Березников, и пермских было 20 человек.
Окончили мы учебу успешней по сравнению с другими выпусками, и нам всем присвоили специальность - фельдшер, то было в 1940 году. На этом студенческие годы окончились. Нам, пятерым, дали направление в наш родной Юсьвинский район. Райздравотдел направил меня на работу заведующей фельдшерским пунктом в село Архангельское. После месячного отдыха началась моя трудовая деятельность, а было мне всего 17 лет. Медицину я любила с детства. Народ меня уважал, был добр ко мне, несмотря на то, что я была молода.
Проработала всего один год и один месяц. Началась война. 2 августа 1941 года была призвана в армию. Провожали меня всем селом, но только не было моих родных, что было очень больно и обидно.
На второй день, 3 августа, меня и еще одну девушку, тоже фельдшера - Крохалеву Марию Семеновну - отправлял уже военком, он вручил нам пакет с направлением в г. Свердловск. Так наши родители и не смогли нас проводить, несмотря на то, что я отправила им две телеграммы, поэтому ехала с грустью на душе.
Началась армейская жизнь. В Свердловске четыре месяца формировался наш госпиталь. Я была назначена старшей медицинской сестрой. В ноябре 1941 г. госпиталь направили на Калининский фронт. Здесь шли ожесточенные бои, советские войска гнали немцев с нашей территории.
Так как наш госпиталь находился в первом эшелоне фронта, то его перебрасывали с одного места на другое по ходу боев. В июне 1942 года наша 39-я армия попала в окружение немцев, но были слухи, якобы еще две наши армии оказались в окружении. Насколько это было правдой, не знаю. Наш госпиталь тогда находился в деревне Дунаево, от фронта (от передовой) на расстоянии 5 километров.
Начальник госпиталя получил приказ эвакуироваться. Погрузили больных и часть госпитального имущества, взяли часть сотрудников и начальников. Шестерых, в том числе и меня, и еще заведующего складом оставили. Наши войска с передовой линии, отступая, приходили в деревню Дунаево.
Через сутки нашего пребывания в этой деревне прибыл связной из госпиталя, который остановился в лесу, так как дальше двигаться не было возможности, и мы пошли к своим, а зав. складом Миша Максин остался ждать машину. Мы очень переживали за него, что он может попасть в плен немцам.
Шли всю ночь, навстречу попадались наши солдаты, которые говорили нам, что куда мы идем, там немцы, а мы им отвечали то же самое. Но нам нужно было добраться до своего госпиталя, который стоял в лесу. Наконец-то дошли до своих, а немцы находились от нас в двух километрах.
Была дана команда - все имущество, привезенное ранее и теперь зав. складом Мишей, закопать в землю. Раненые группами в сопровождении медсестры уходили в лес, остальные сотрудники и начальство уходили кто куда, а машины и другое имущество оставили в лесу.
Мы с Шурой, девушкой из Свердловска, оказались в группе с нашими мужчинами: нач. фином, зав. складом Мишей, двенадцатилетним воспитанником госпиталя, писарем и начальником продовольственного отдела. Бродили по смоленским лесам в течение двух недель, пытались выйти к своим войскам или к партизанам.
Первые 3-4 дня у нас еще было немного продуктов, они кончились - пришлось идти без еды и воды, иногда встречалась лошадь, пропавшая или убитая - вырезали мясо и варили, но оно получалось, как резина, и невозможно было есть. Если встречалась ямка - копытце лошади - пили из нее.
Скоро наши силы иссякли, мы с трудом передвигались, но надо было идти. Так прошло довольно длительное время. Мы вышли на опушку леса, отсюда виднелись две деревушки. Мальчика Витю послали в разведку, узнать - нет ли в деревнях немцев.
Вернувшись, Витя сказал, что в одной деревне расположены немцы, а во второй - нет. Пошли мы по домам, просить милостинку, но деревня была маленькая, домов мало. Нам, девушкам, давали побольше, мы полученные продукты разделили между всеми, отдохнули немного и ночью пошли уже по дороге.
Дошли до следующего города Великие Луки, нам хотелось поспать. Постучались в один из домов. На стук из дома выскочили в нательном белье немцы, мы поняли, что надо уходить.
Куда? Поблизости леса не было, только кустарник, в нем немного поспали, утром пошли дальше. По пути встретили ягоды и увлеклись ими. Так были голодны, что на окружающее никакого внимания не обращали и попали в лапы немцев.
Это было в конце июня 1942 г. Немцы нас окружили, они были на велосипедах, сняли с нас сапоги и босыми повели в деревню, поместили в пустой дом. Как позже выяснилось, прошедшей ночью было нападение на деревню партизан, которые убили десятерых немцев и одного человека гражданского. К вечеру в деревню привели из лесу еще наших - человек 70.
Ночью нас всех этапом повели, неизвестно куда. Я была очень слабая и больная, не могла идти, упала. Когда пленный падал, его тут же расстреливал немец, и я хотела смерти. Шура плакала, умоляла, поднимала меня, но сама тоже была слаба.
Подошел немец, сказал, что до лагеря осталось недалеко, мол, вставайте, и тогда меня под руки повели свои, кто оказался рядом. Дошли до лагеря, за проволочным ограждением стояли советские пленные солдаты, очень много их было, под открытым небом, и нас туда же, параши рядом, и так, стоя, промучились до утра, а сесть было невозможно, не было свободного места. Утром всем раздавали вонючую баланду, воду и хлеб с опилками грамм по 50.
Собрали партию пленных и повели нас на станцию, погрузили в телячьи вагоны и повезли, нам было неизвестно, куда. И вот оказались в лагере г. Ржева, где я встретила всех наших госпитальных сотрудников и начальников. Мне было очень плохо, не могла ходить, от баланды тошнило, рвало, голова кружилась, я падала.
По нужде меня девушки водили под руки. Однажды ночью наши войска начали наступление, бомбили. Тогда нас немцы поместили в телячьи вагоны, и наш состав простоял всю ночь под бомбежкой, но лагерь наши самолеты не бомбили.
Утром нас повезли не известно куда, вагоны закрыли и не открывали, еду и даже воду не давали, а параши были здесь же рядом. Везли много дней. Довезли нас до города Уперталь, разделили на партии, разместили в бараки, и каждый день начали гонять на разгрузку вагонов. Надо было выгружать камни, они были огромные, - нам не под силу, нас били, подгоняли, заставляли их тащить.
Потом гоняли нас рыть окопы, не давали отлучаться даже по надобности иногда, следили за каждым человеком. Был такой случай: одна девушка, Валентина, отлучилась постирать, немец догадался и ушел за ней, и привел ее обратно, в чем мать родила, совершенно голую. Кормили отвратительно.
Прошло несколько недель, нас снова погрузили в телячьи вагоны и повезли дальше в Германию, провезли через Берлин, сколько везли, не помню, но вагоны все время были открытыми. Привезли нас в германский город Дуйсбург, поместили в лагерь, находившийся на территории завода, окруженной проволочной сеткой с человеческий рост.
Здесь были люди разной нации: украинцы, белорусы, русские, была одна еврейка-врач, по прибытии ее сразу от нас увезли, и мы ее больше не видели, конечно, расстреляли.
У нас не было ни фамилии, ни имени - только номера. У меня был номер 002 (нуль, нуль, цвай), мы терпели всякие унижения, оскорбления, чаще всего нас называли "русские свиньи". Дали нам захудалые комбинезоны, деревянные колодки взамен обуви.
Нас, военнопленных девушек, поместили в отдельный барак, но на той же территории были помещены гражданские пленные юноши и девушки. Кормили отвратительно два раза в день вонючей баландой, гнилой капустой, редко давали картошку, иногда суп, чай с незначительным количеством сахара, хлеб на день 200-300 г с опилками.
Надо было как-то выживать. Приходилось в ночное время выходить из лагеря и воровать фрукты у немцев из сада. Конечно, это было очень рискованно, но некоторые полицаи-немцы, ночью ходившие нас проверять, старались не замечать наше отсутствие.
Нас, девушек, водили на завод заниматься уборкой внутри заводских помещений, а мужчин заставляли работать у горячих печей, а кто отказывался, избивали, наказывали. В таких условиях нам пришлось пробыть два с лишним года.
Освободили нас наши союзники-американцы. Перед освобождением немцы нас погнали в город Гамбург, где сжигали военнопленных. Мы старались как-нибудь выйти из колонны и спрятаться, и нам, шестерым, это удалось. Мы скрылись в подвале разбитого здания. Пробыв здесь до вечера, ушли скрываться в другое место, около своего бывшего лагеря, где была закопана на хранение картошка. Там мы и дождались освобождения американцами в апреле 1945 г.
При них мы ходили свободно, они кормили нас хорошо и относились к нам неплохо, мы радовались, что пока остались живы, а потом война кончилась. Мы выдержали карантин, и американцы повезли нас передавать советским войскам на реку Эльбу. Тут уж радость нашу было не описать, ликование было до слез.
Когда оказались у своих, окончательно поверили, что мы живы, и что вернемся на родину, где нас ждут, а может, и похоронили. Нас, конечно, допрашивали в МВД, каким образом попали в плен к немцам и т.д. Выдержали нас на карантине, а затем я начала работать в военном госпитале.
Работала месяца полтора, и начали нас отправлять на Родину. Дорога была очень трудная: много было пересадок, и даже пришлось от Пензы ехать на крыше вагона - не было мест, и не было в продаже билетов, да и денег не было. Страх охватил сильный, а двигаться надо, еды тоже не было, но мир не без добрых людей.
Когда стала возможность написать письмо родным, я написала два письма, последнее перед отправкой на Родину. Рано утром родные получили это последнее письмо, а вечером явилась я сама. Какая радость была для меня и моих родителей - не описать! Плакали, обнимались, целовались долго. Я долго не могла прийти в нормальное чувство, что я дома. Вернулась я домой в сентябре 1945 года.
Приглашали меня в Юсьвинский МВД, снова расспрашивали, при каких обстоятельствах попала в плен. После расспроса меня направили в военкомат, стать на военный учет, что я и сделала.
Из нашей семьи были на войне трое, кроме меня еще два брата. Младший брат Андрей был призван в армию с 3-го курса лесотехникума 21 ноября 1940 года, а старший брат Павел, 1914 года рождения, ушел на фронт в самом начале войны, оба не вернулись, погибли. Отец был тоже в плену у немцев в Первую мировую войну, пробыл там 4 года. Вот такая горькая участь выпала нашей семье.
После одного месяца отдыха по возвращении домой я пошла работать. Райздрав назначил меня помощником гос. инспектора при Купросском кусте, обслуживала пять сельсоветов: проверяла ЛПХ, общежития, хлебопекарни, столовые и т.д.
В 1950 году вышла замуж за хорошего, приятного, умного, трудолюбивого человека украинской национальности. Переехала жить по месту жительства мужа в Тукачевский ЛПХ в этом же районе. Замуж вышла по любви, я очень любила мужа, он тоже испытал "жизнь" плена, его угнали в Германию, когда немцы заняли Украину, и было ему всего 17 лет.
Меня назначили заведующей больницей, она была небольшая, на 15 коек. Я проработала здесь 13 лет, муж работал начальником техснаба. В 1963 году мужа перевели начальником ОРСа в поселок Серебрянка Гайнского района.
В поселке было жить тяжело. Во-первых, далеко от районного центра, весной мы вообще были отрезаны от него, дорог не было (полное бездорожье), почту привозили только на вертолете. Во-вторых, среди населения было много тунеядцев, высланных из разных городов, осужденных после отбытия срока, они проигрывали на картах людей, кто им не нравился.
Жить было опасно, но в этих условиях мы с мужем проработали 15 лет. Я заведовала участковой больницей на 25 коек и не жаловалась, пользовалась уважением со стороны населения и администрации, неоднократно избиралась депутатом сельсовета.
Когда в 1977 году ОРС в Серебрянке закрыли, мужа перевели в Юрлинский ОРС, и мы уехали туда. В это время сын ушел в армию, а дочь училась в Пермском институте культуры. Я уже тогда оформилась на пенсию, но в Юрле стала работать фельдшером в кабинете инфекционных заболеваний и проработала еще 12 лет, ушла на отдых, когда мне было уже 67 лет. Общий стаж работы у меня - 50 лет.
Где бы я ни работала, всегда была в первых рядах, лидером, награждена Почетными грамотами, ценными подарками, гражданскими наградами: есть значок "Отличник здравоохранения", медаль к 100-летию со дня рождения Ленина, медаль "За долголетний труд". Есть и военные награды. Военное звание - лейтенант медицинской службы."
Journal information