Мне полагались по штату 16 человек личного состава и две тридцатисемимиллиметровые полуавтоматические зенитные пушки. Вместо этого вооружения мне выдали один крупнокалиберный зенитный пулемёт ДШК и восемь противотанковых ружей.
Боевая обстановка требовала разгрузить машины около самой огневой позиции. Но в этом деле произошла заминка. Смотрю: подходит ко мне лейтенант начальник колонны в сопровождении его водителей. Они наотрез отказались приближать машины к стреляющим установкам и заявили, что это не входит в их задачу.
Тогда пришлось мне вынуть из кобуры ТТ и сказать, что за отказ выполнить приказ в боевой обстановке расстреляю на месте. Этого было достаточно, чтобы конфликт был исчерпан.
В другой раз в разгар боёв на Орловской дуге имел место трагикомический случай. Весь день в небе летали Хейнкели-111 на высоте трёх километров.
Дело в том, что наш дивизион с боями продвинулся вперёд. Покинул прежнюю позицию, окопы её были размаскированы. Зияли чёрные ниши, окопы для установок. А тут летит с утра эта армада Хейнкелей - 111. Немецкий командир решил, что это подходящая цель, и решил разбомбить покинутые окопы. Но на позиции оставался ещё запас ракет. Утром я должен был забрать оставшиеся снаряды и подтянуть их к новой позиции дивизиона.
Итак, солнечное утро, передо мной картина покинутой позиции, зияют чёрные окопы для установок и покинутые землянки для личного состава. Цели для врага лучше не придумаешь. Только мы начали грузить снаряды, как видим летит знакомая нам армада. Конечно мы надеялись, что она свернёт в сторону, а она не сворачивала. Немецкий командир решил нашу бывшую огневую позицию разбомбить. Зазвенели, а потом заревели бомбы. Мы бросили работу и с разбегу начали нырять в одну из покинутых с вечера землянок. Впечатление было такое, что все бомбовые удары приходятся по крыше землянки.
И в этот момент мы слышим из глубины землянки мужской бас: "Эти артиллеристы всегда были паникёрами". Смотрим, а там полковник с военной девицей, оказывается они воспользовались уходом нашего дивизиона и на ночь использовали одну из землянок.
Когда мы вышли из землянки солнце заволокло дымом. Машины исчезли, всё черно, но через 10-15 минут дым рассеелся, появилось солнце. Смотрим: машина на месте, всё цело. Оказывается удар бомбовый прошёл мимо цели, была разбита и повреждена лишь кухня соседней воинской части.
Самый трудный бой в моей фронтовой жизни произошёл в марте 1943 года, когда наши войска должны были ликвидировать Орловский выступ нацеленный в немецкой обороне в сторону Москвы. Наш Западный фронт находился в верхнем северном углу этого выступа. Оборона немцев на этом выступе была глубоко эшелонированной.
Наша часть - 8 "Катюш" - стояла в неглубокой лощинке в 400 метрах от переднего края. По опыту предыдущих боев мы знали, что когда играют "Катюши" стрельба с немецкой стороны прекращается. Иначе обстояло дело на этот раз.
Стреляли мы, стреляли и они. Была настоящая артиллерийская дуэль. Очевидно, они засекли наше место не по звуку, а по ракетному облаку, которое поднималось над нами во время залпового запуска ракет.
Сначала они начали стрелять по нам из мелкокалиберных пушек, но спустя минут двадцать пустили в ход средний и тяжёлый калибр. Люди наши сражались до последнего. С ракетами на плечах они во весь рост бежали к установкам и заряжали их. При этом многие из них были сражены в течении 30 - 40 минут боя осколками разрывающихся снарядов врага.
В этом бою дивизион потерял больше 30 человек только убитыми. Из моего взвода один был убит, а другой боец - ранен. Я получил контузию и на время полностью потерял слух.
Собрав остатки своих боевых установок, захоронив боевых товарищей, наш дивизион двинулся в направлении Москвы. Дело в том, что "Катюши" ремонтировались только в Москве, на заводе "Компрессор". Пока шёл ремонт боевых установок, личный состав, получив пополнение, был расквартирован под Москвой в районе Начатино - Село Коломенское.
Начальник штаба завёл со мной разговор о моей дальнейшей службе. Он, относясь ко мне вполне доброжелательно, сказал, что условий для моего дальнейшего роста как зенитчика - в этом ракетном полку нет.
Он предложил мне откомандирование в отдел кадров для последующего перехода в Войсковую зенитную артиллерию. С этим предложением я согласился и осенью 1943 года оказался в должности командира зенитной батареи 492 полка 73 общевойсковой Зенитно - артиллерийской дивизии.
Перед отправкой на фронт формировались мы довольно долго, почти 10 месяцев. Места формирования менялись: Павшино - Красногорск - Можайск. Почти половина бойцов имела криминальное прошлое.
Их прямо из лагеря направили в нашу часть, с тем чтобы в боях за Родину они искупили свои грехи. Надо сказать, что политических среди них не было. "Хулиганы", "уркаганы", "домушники" - такие у них были в прошлом названия.
Однако бойцами они были неплохими, что касается овладения боевой техникой. Правда, рецидивы в виде воровства наблюдались среди них и на формировке и потом на фронте. Но рецидивы эти не носили массового характера. В тылу это было объяснимо. Ведь мы питались по 3-й норме, про которую говорили: "Жив будешь, но худой–худой будешь".
Мы довольно долго тренировались на выданных нам орудиях. Это были 37-мм зенитные пушки, в батарее их было 6. Батарея состояла из трёх взводов. Во главе каждого взвода был младший лейтенант. Эти младшие лейтенанты были моложе меня. Они только что окончили училище.
В боях за Ригу нашей батарее удалось уничтожить "Мессершмидт-109". Самолёт этот "обрабатывал" передний край нашей пехоты. Причём, на высоте не более 500 метров. Наша батарея обрушилась на него всей мощью огня.
Тогда он применил противозенитный манёвр. Он изобразил, что подбит и падает. В это время произошло прямое попадание в него одного из наших снарядов, и он упал, взорвавшись на земле.
Пехотинцы подписали нам акт о сбитии немецкого самолёта. Орудийный расчёт моей батареи, уничтоживший врага, был награждён медалями "За отвагу"." - из воспоминаний лейтенанта-зенитчика 352 Гвардейского миномётного дивизиона 74 Гвардейского миномётного полка В.Н.Майорова.
Лейтенант Майоров.
Journal information