Они сели пере мной в ряд, двое даже сняли сапоги, чтобы освежить натоптанные ноги, и только мы приступили к делу, как услышали гул танковых моторов.
Старший телефонист, мужик лет сорока пяти, годившийся в отцы многим из нас и потому иногда позволявший панибратство, тут буквально скомандовал: "А ну-ка ребятки, быстренько надевайте сапоги, сейчас, чую, драпать будем!"
Тут же раздались крики наблюдателей: "Танки!". Приподнявшись из высокой травы, я увидел надвигавшуюся на нас лавину танков, которые на ходу разворачивались в боевой порядок. Я приказал ротным бежать к своим людям. Больше я их не видел, ни живыми, ни мертвыми.
Пехотинец, если он не зарылся в землю, против танка обречен на гибель. Ну а мы и не собирались зарыватся, мы ведь собирались атаковать т.к наш комполка был уверен - у немцев танков здесь нет...
Поэтому перед немецкими танкистами стояла очень простая задача - истребить в чистом поле русскую пехоту. И они это сделали, с присущими им профессионализмом и жестокостью.
Боевой порядок немецких танков оказался шире боевого порядка наших батальонов. Выйдя на склон и обвхватя нас дугой, они дали одновременный залп из орудий и пулеметов по нашим беспорядочно бегущим солдатам, сразу положив большую часть из них.
Ну а затем началась в буквальном смысле этого слова мясорубка. Танк догонял людей, пулеметчик перебивал им ноги, а водитель давил их гусеницами танка. За считаные минуты практически весь полк был уничтожен. Лишь незначительная часть людей моего батальона смогла укрыться в лощине.
Танки в топь не полезли боясь застрять там. Единственное что нам оставалось делать, это лежать лицом в грязь и не дышать. Тут Саша Саламатин дрожащим голосом говорит мне: "Комбат, я больше не могу здесь находится, я ухожу!"
Признаюсь честно, впервые за все время на войне я был в растеряности, не знал что делать, не видел выхода из этой жуткой западни. Все развивалось настолько стремительно и катастрофично, что я не находил никакого решения.
Я подумал, что у Саши есть план. Я приказал ему взять замполита и радистов и действовать по своему усмотрению. Наверное не надо было мне его отпускать, но, видимо, все уже было решено за нас...
Поскольку остатки моего батальона находились в этой лощине, мне, хочешь не хочешь, нужно было оставаться с ними. Прошли еще какие-то минуты, и вот я слышу лязг гусениц приближающегося танка. Это был явно командирский танк, так как основная мвсса танков была уже за лощиной в поле и добивала наш полк.
Танк шел на лощину, точно на меня. Я отполз чуть влево, а танк стал так близко, что я мог дотянутся рукой до его гусеницы. Обычно танковую атаку сопровождает пехота, которая "выковыривает" противника из всех щелей.
Поэтому я достал пистолет, загнал патрон в патронник и стал ждать когда появится немецкая пехота. Я решил,что когда ихз увижу, то стану во весь рост и начну стрелять. Это была бы легкая смерть...
Вдруг танк выстрелил из пушки в поле, дал задний ход, развернулся и пошел вдоль лощины, к которой с разных концов подошло еще три танка. Перекрестным огнем из пушек и пулеметов они начали прочесывать это болото. Я лежал в траве на верху склона, и это спасло меня. Кто не выдержал и бросился бежать, все погибли.
Какие у немцев намерения и какое положение на других участках передовой я не знал, но если немцы закрепятся то рано или поздно нас найдут. Поэтому, как только танки чуть отошли, я стал искать своих людей что уцелели. Живых осталось в лощине пять человек, в том числе старший лейтенант Приклонский, командир моей минометной роты.
Растянувшись редкой цепочкой и согнувшись мы стали пробираться вдоль лощины к шоссе. Вдруг слева выскочили еще двое. Это был командир полковой батареи 76-мм орудий и его солдат. Он рассказал мне, что они успели сделать несколько выстрелов, но у них не было противотанковых снарядов и немецкие танки смяли орудия и положили и людей и лошадей.
Вскоре мы подошли к дому, стоявшему почти вплотную к шоссе. Мы решили зайти во двор чтобы попить и умыться. И тут из дома выскочила пожилая женщина и закричала на нас на чисто русском языке:
"А-А! Бежите! Наконец-то! Есть Бог, есть Бог! Немцев захотели победить, подлые! Никогда вам сдесь не бывать, кончилось ваше время! А воды я вам не дам, пошли вон со двора!!!".
Солдат, стоявший со мной рядом, клацнул было затвором, но я цыкнул на него, и мы, не говоря ни слова пошли дальше. Вот так нас встречала литовская земля.
В лесу я встретил начальника штаба полка Базарного. Вид у него был бледный. На меня он смотрел с нескрываемым удивлением, точно я с того света явился. Первое, что я от него услышал: "Неужели и на этот раз Марфенкова не отдадут под суд?!"
Он рассказал,что командир дивизии генерал Гладышев предупредил нашего комполка Марфенкова, что велика вероятность танковой атаки. Марфенков по сути дела это проигнорировал и даже когда батальоны остановили пулеметным огнем и мы провели ночь в поле он не предупредил нас о танковой опасности.
Сделай он это, мы хотя бы вырыли противотанковые щели и избежали таких жутких потерь. А немецкие наблюдатели наверное знали, что наши танки и противотанковые средства отстали и в поле одна пехота.
На небольшой поляне я увидел трофейный автомобильчик, без стекол, с пробоинами от пуль и осколков и спущеными шинами. Поодаль стояла группа работников штаба полка. Все они имели потрепаный вид, некоторые без головных уборов и все явно в шоке.
Марфенков сидел на ступеньке автомобиля, без фуражки, пряжка ремня на боку, кобура на животе, голова опущена. Вид опозорившегося, потерявшего себя человека. Не жалко мне его было но тошно...
И мой батальон, и весь его полк лежали на том поле, поле нашего позора. Подойдя к нему, я небрежно козырнул: "Капитан Шелков." - и все. Он поднял голову:"А, жив?" И потом, помолчав уже тише: "Иди ищи людей."
Первый батальон лег в полном составе. Погиб и его командир, майор Муренький. Моих осталось 14 человек" - из воспоминаний командира второго батальона 852-го стрелкового полка 277-й стрелковой дивизии Михаила Шелкова.
Journal information