Картина была совершенно мирная. Однако вскоре пришло сообщение, что Красная Армия начала большое наступление, чтобы прорваться от Харькова к Днепру и далее к Черному морю и окружить целиком группу армий "Юг", уготовив ей ту-же судьбу, которая только что постигла наши войска в Сталинграде.
Нам приказали выйти в поле. Здесь мы столкнулись лицом К лицу с обергруппенфюрером Хауссером.
Моя машина стояла во главе взвода, выстроившегося перед домом. Старик генерал вышел перед строем. Стоя в башне, я отдал ему честь. Он поблагодарил меня взмахом руки и крикнул: "Удачи!"
Мы, танкисты, не подозревали даже, что командующий только что принял решение, которое должно было спасти наш корпус и две его проверенные в деле дивизии, l-ю и 2-ютанковые дивизии СС.
++++++++++
Стоило командирам остановить танки на холме,чтобы оглядеться, как ехавший в машине Майер вскакивал и поднимал вверх кулак, что означало:"Вперед! Быстрее!"
И вот мы неслись по заснеженной равнине южнее Харькова, время от времени замечая слева и справа на горизонте русские колонны, но практически не встречая сопротивления.
Основные ударные силы Красной Армии находились дальше к северу и к югу. Видимо, мы шли через разрыв между вражескими частями, и "Папа" Хауссер интуитивно нашел как раз тот участок, где корпус мог прорвать кольцо окружения.
Когда стемнело, мы вышли к деревне Ефремовка недалеко от Алексеевки, выход к которой был назначен на этот день. Здесь "Панцермайер" остановил группу, поскольку обстановка была совершенно неясноЙ.
Оберштурмбаннфюрер Майер приказал моему взводу занять дальний конец деревни и, смеясь, заметил:
-Мы уже окружены!
К такому выводу он пришел, исходя из того, что наши тылы не прорвались и, по-видимому, место нашего прорыва противник запечатал.
Я повел четыре своих машины по главной улице к окраине деревни, не встречая никакого сопротивления.
Здесь я указал позиции своим танкам - два справа и два слева. В вечерних сумерках их было почти невозможно различить - они были выкрашены в белый цвет и практически сливались с деревенскими хатами.
Проинструктировав своих танкистов, я снова посмотрел в ту сторону, где находился противник,разглядывая белую заснеженную, чуть холмистую равнину. На дороге я заметил темную точку, которая быстро увеличивалась в размерах и оказалась конной упряжкой. Лошадь рысью ташила сани к нашей деревне со стороны Алексеевки.
Я решил, что это какой-нибудь крестьянин, ездивший в соседнюю деревню и возвращавшийся теперь домой.
Я медленно пошел навстречу, собираясь остановить упряжку и доставить ее владельца командиру,чтобы узнать о положении в Алексеевке.
Схватив поводья, я крикнул по-русски: "Стой!"
В тот же миг я понял, что в санях сидит с десяток вооруженных до зубов русских, а при мне не было даже пистолета - он мешал быстро забираться в танк и вьmезать из него.
Инстинктивно я что есть силы ударил возницу в лицо и начал колотить русского, который бьm ошарашен не менее меня, кулаками. Я так поступил лишь потому, что надеялся, что в замешательстве у русских не будет времени стрелять в меня.
Пока русские пытались выбраться из клубка рук и ног и освободиться, я бросился прочь от груды тел, чтобы не попасть под огонь своих же танков,которые начали стрелять по русским. Я упал в снег.
Один из русских остановился и дал две короткие очереди из автомата. Я почувствовал сильный удар в спину, от которого у меня перехватило дыхание.
Потом русские сбежали. Раненый, я лежал на снегу вместе с двумя солдатами 320-й пехотной дивизии,
попавшими в плен к русским и освобожденHыMи таким вот необычным образом.
++++++++++
В полдень того же дня меня доставили в избу, служившую перевязочным пунктом разведывательного батальона. Подошел офицер медслужбы,сообщивший, что за мной прилетел "Шторьх" т.к опасались что сын министра попадет к русским в плен.
Улетать я отказался и заявил, что мне как офицеру не полагается эвакуироваться первым, и сначала должен улететь молодой солдат.Офицер медслужбы, отвечавший за всех раненых, несмотря на их звания, заявил, что только он вправе решать,чьи ранения более серьезны и, соответственно, кто будет эвакуирован в первую очередь. Затем врач приказал мне немедленно сесть в самолет.
Я спокойно, но твердо объяснил, что в этом случае он вынужден будет не подчиниться приказу Наконец офицер медслужбы был вынужден отдать приказ об эвакуации молодого солдата, поскольку так хотел "упрямый осел" фон Риббентроп
++++++++++
Свой танк мы поставили так, чтобы можно было использовать хотя бы пулемет, если русские подберутся к командному пункту.
Советские войска пытались ворваться в деревню отовсюду. Положение боевой группы Майера было отчаянное. Несколько раз приходилось пускать в ход пулемет моего танка, чтобы отбивать атаки русских на командный пункт.
Через три или четыре дня "Панцермайер" подготовился К прорыву. На прорыв предстояло идти пешком - топлива у нас больше не было. Майер раздал пистолеты раненым, которые не могли идти,со словами:
- Лучше пустить себе пулю в лоб,чем быть зарезанным русскими!
Командир боевой группы решил прорываться по глубокому снегу вместе с уцелевшими и попытаться выйти к своим. Шансов благополучно преодолеть 30-40 километров было немного.
Незадолго до полудня пятого дня окружения Курт Майер связался по радио с командиром 1-го батальона штурмбаннфюрером Максом Вюнше и описал ему сложившуюся обстановку. Вюнше сообщил,что готов попытаться прорвать линию фронта русских и спасти нас.
Майер умолял его:
- Поторопись, Макс! От этого зависит судьба батальона!
Я слышал это, и мне было ясно, что судьба наша висит на волоске.Все с тревогой ждали Вюнше. Вскоре после полудня,к огромной радости солдат боевой группы Майера, показались первые танки Вюнше. Они обошли деревню и сбили русских с холмов, на которых те готовились к новому штурму Александровки.
Мы видели пламя и дым, горящие танки и телеги.Мы видели бегущих русских и поняли - Вюнше нас вытащит." - из воспоминаний оберштурмфюрера СС Рудольфа фон Риббентропа командира 6-й роты 1-го танкового полкаСС танковой дивизии СС "Лейбштандарт Адольф Гитлер".
Journal information