Наши "летающие танки" дали круг над горизонтом, как бы выбирая себе цель поважней, вернулись опять к нам и вдруг...стали пикировать! Что это они,с ума сошли?! Я увидел у самолетов теперь только крылья и нацеленные на меня носы.
Не веря своему предположению, что наши самолеты сейчас ударят по нам, я все же на всякий случай спрыгнул в нишу подвального окна ближайшего дома. И вслед за тем пошло взрываться на улице над моей головой.
На меня посыпались земля, битое стекло, штукатурка, известковая,горькая пыль...Я думал,что дым и грохот не прекратятся уже никогда...А самолеты, израсходовав свои ракеты, принялись поливать нас из пулеметов и пушек...
Разнесли в пух и прах наш полк и ушли к себе на аэродром. Кое-как через завал выкарабкался я из своего убежища и увидел картину полного разгрома. До меня доходят стоны раненых, откуда-то появились, как с "того света" еще несколько пехотинцев, но я никого не могу узнать, хотя их голоса мне давно знакомы.
Мы еще не избавились от страха, опасливо озираемся по сторонам, смотрим друг на друга. Один, почти мальчишка, новобранец кричит: "МА-А-МА! И-И-ДЕТЫ ТЫ!". Подошла знакомая медсестра с обалдевшими глазищами и не мигая уставилась на меня: "Мансур? Неужто ты и в самом деле живой?..."
Вся улица была похожа на траншею братской могилы, в которую только что свалили массу трупов людей и лошадей вперемешку с автомашинами, орудиями и другим военным имуществом. Меня мучает совесть от того, что я опять каким-то чудом остался живым.
Из начальства первым появился возле нас наш комполка майор Биалонов. Я увидел его смертельно бледным, у него было такое состояние что я боялся за него, как бы не вздумал пустить себе пулю в сердце...
Вскоре у нас появились представители от более высокого начальства в генеральских погонах. Они как инструкторы все придирчиво осматривают. Один из них строго как мальчишку, спрашивает нашего майора: "А почему вы не выбросили для летчиков свои опозновательные полотнища?!"
Майор отвечает - "А вон они, на ращепленных тополях..." Высокое начальство, не глядя друг другу в глаза, торопливо уехало, чтобы доложить командующему армией Жадову...
Пехоте нашего полка, видимо было написано судьбой непрерывное испытание на ней всех видов нашего оружия. Мы часто попадали под огонь своих "дальнобойщиков" и даже наших любимых "катюш"! Вспоминаю,как под Сталинградом наш батальон оказался под огнем "катюш". В результате от батальона почти ничего не осталось.
Обвалом огня и грохота свалились с неба на наши головы собственные ракеты, за одну минуту превратив наши позиции в лунный пейзаж. Моему другу и земляку Бородину Ивану оторвало ногу по колено.
Он плакал как нагло обманутый ребенок, не от боли, а от обиды, что лишился ноги от собственных "катюш". Но вместе с тем он и не пытался скрыть радость: "Я Мансур, шытай што ужи отвоевалси! Прошшай земляк! Мне дома говорили шта я фартовый - теперича домой! А тама не проподу, тайга и безногого прокормит!"
Я помог земляку добраться до санроты, а он все жалел меня, что я как заговоренный обречен на невыносимо тяжелую и опасную окопную жизнь..." - из воспоминаний лейтенанта 193-го гвардейского полка 66-й гвардейской дивизии Мансура Абдулина.
Journal information